Парфия. Сведения античных авторов

Источники нарративного характера несут богатейшую информацию по истории Парфянского государства. К сожалению, до нас не дошло ни одного специального труда греко-римских авторов, посвященного этому сюжету. Известно, что Страбон написал специальную работу по истории Парфии. О ней также писал Аполлодор из Аретемиты, Арриан, Посидоний. Ныне эти произведения утрачены. Дошедший же до нас отрывочный материал, который касается некоторых сторон парфянской истории, содержится у ряда античных авторов: историков, географов, естествоиспытателей, поэтов, писателей. Следует, однако, учитывать тот факт, что как правило, парфянские дела упоминаются у этих авторов лишь в связи с сюжетами, касающимися римско-парфянских взаимоотношений, из-за, чего они не совсем объективно описывают некоторые моменты истории Парфии.

В отрывках из «Истории» Полибия содержатся важные свидетельства по ранней истории Парфянского государства. Так, до нас дошли описания некоторых эпизодов войны Антиоха III с парфянами и другие очень важные факты. Уроженец сирийского города Апамеи философ и историк Посидоний в своей «Истории» дал обзор исторических событий начиная с середины 140-х годов до н. э. вплоть до 70-х годов I в. до н. э. Его работа была как бы продолжением упомянутого труда Полибия и если бы дошла до нас полностью, исследователи смогли бы ответить на многие вопросы раннепарфянской истории, остающиеся пока не выясненными. К сожалению, сохранились лишь ее отдельные фрагменты в произведениях античных историков и географа Страбона [465]. 141/

Диодор Сицилийский использовал в своем сочинении «Историческая библиотека» некоторые факты из Посйдония. Поскольку события, содержащиеся в этом произведении Диодора, доведены до 60-х годов I в. до н. э., можно предположить, что Диодор также касался некоторых сюжетов парфянской истории. Диодор, например, ярко описывает события, посвященные неудачному походу в 130—129 гг. до н. э. в Месопотамию и Иран Антиоха VII Сидета, одного из последних представителей Селевкидской монархии. При анализе интересующих нас событий приходится иметь дело лишь с незначительными фрагментами из Диодора, так как не все его книги дошли до нас полностью.

Некоторые вопросы истории Парфянской державы затронуты в труде Страбона «География», в котором дано подробное описание всех известных в то время римлянам и грекам территорий.

Сочинение Помпея Трога в изложении Юстина тоже немаловажный источник по истории Парфянской державы. Наиболее важна XLIкнига Юстина, в которой дается краткий очерк возникновения Парфянского государства, некоторые события парфянской истории, а также описываются характер, быт, обычаи и нравы парфян.

Исидор Харакский, автор произведения «Парфянские стоянки» [466], дал описание двух главных «царских дорог», связывавших различные районы Парфии. Есть мнение, что эта работа написана специально для одного из полководцев Римской империи при подготовке римлян к очередной войне с парфянами. Исидор отмечает расстояния между крупнейшими населенными пунктами, сообщает о наиболее значительных городах и деревнях, иногда указывает и местные достопримечательности. Упоминаются основные области Парфянского государства, дается краткое их описание.

«Естественная история» Плиния весьма обильна сведениями как исторического, так и географического характера. При географическом описании Месопотамии, Мидии, Сирии Плиний делает ряд исторических экскурсов, в том числе и в парфянскую историю. Важны его данные «о шелковом пути», о городе Нисе, родовой усыпальнице Аршакидов.

Реконструкция портрета Иосифа Флавия, сделана Джоном Винстоном к переводу его работ

Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» часто упоминает факты военной и дипломатической истории парфян. Поскольку изучение парфянской истории не являлось главной задачей этого автора, он рассматривает лишь ее отдельные эпизоды.

Отдельных событий парфянской истории касается и Тацит: описывая сюжеты римско-парфянских взаимоотношений, историк обрисовал ситуацию на восточных границах Римской империи.

Ряд сведений из биографий Плутарха «Красс», «Антоний» позволяет уточнить вопрос о социальных отношениях в Парфянской 142/ державе, например о положении высшей парфянской знати. Интересны детали в биографии Марка Антония, где дастся изложение событий, посвященных вторжению парфян в азиатские провинции в 40-38-х годах до н. э., и сведения о походе Антония в Парфию в 36 г. Следует, однако, отметить явную тенденциозность Плутарха, который всячески подчеркивает вероломство и коварство парфян и оправдывает римлян в их экспансии на Восток.

Немногие факты из военной истории парфян можно почерпнуть из произведения Луция Аннея Флора. Он сообщает о походе и гибели армии Красса, о борьбе с парфянами легата Антония Вентидия и самого Антония. Несмотря на краткость и поверхностность этих данных, их все же можно в комплексе с другими источниками использовать для реконструкции соответствующих событий парфянской истории.

Определенное значение для историка имеют краткие упоминания о Парфии, сделанные Саллюстием и Аррианом. Если бы не утрата труда Арриана, специально посвященного Парфии — Παρθικά, который описывал события римско-парфянской войны при Траяне, то круг наших знаний об этих сюжетах был бы более широк.

Аппиан, творивший во II в. н. э. в Александрии, намеревался написать специальную работу по истории Парфии, но это ему по каким-то причинам не удалось. Поэтому из его «Римской истории» о Парфии исследователь может почерпнуть немного: от описания войн знаменитых римских полководцев Красса и Антония с парфянами сохранились лишь небольшие фрагменты.

Важный материал по истории парфян содержится в книгах Диона Кассия «Римская история». Так, этот автор описывает историю экспедиции Красса против Парфии, вторжение парфян в восточные провинции римской державы и оккупацию ими почти всего восточносредиземноморского побережья, битву при Гиндаре, закончившуюся поражением парфян, историю похода Антония в Мидию Атропатену.

Другой римский писатель, Геродиан, в своей «Истории» касается некоторых аспектов поздних периодов парфянской истории лишь в связи с взаимоотношениями Рима и Парфии, но его сведения в какой-то мере дополняют свидетельства других античных авторов, в частности Диона Кассия.

Единичные сведения по парфянской истории содержатся у более поздних авторов, например у Юлия Африкана (его сведениями воспользовался Евсевий Памфил), Евтропия, Орозия. Определенное значение по данной проблеме имеют известия, содержащиеся в художественной литературе того времени. В произведениях Горация, Лукана, Ювенала, Плиния Младшего, Лукиана исследователь находит упоминания о событиях, связанных с парфянскими делами. Несмотря на предельную /143/ краткость и отрывочность, их все же можно привлечь к исследованию.

Давая в целом оценку трудов античных авторов, писавших о Парфии, следует сказать, что значение их работ велико. Этот вид исторических источников наряду с другими материалами дает сравнительно четкую и логическую схему событий парфянской истории.

Источники из сопредельных стран. Важное место в кругу нарративных источников по истории Парфии занимают произведения древнеармянских писателей.

Моисей Хоренский в своей «Истории Армении» [127] рассмотрел генеалогию парфянской знати и дал отдельные сведения из внешнеполитической истории Парфии. Себеос описал события, приведшие к отпадению Парфии от державы Селевкидов и т. д. Однако древнеармянские авторы не всегда объективны и иногда просто искажают ход политических событий того времени. К тому же достаточно сложна хронологическая привязка событий. Это снижает научную ценность их произведений, но они все же могут быть использованы, хотя и с предельной осторожностью, для изучения западных областей Парфянской монархии в начале новой эры.

Обзор источников по истории Парфии будет не полон, если не упомянуть сведения древнекитайских историков и путешественников, которые с той или иной степенью полноты характеризуют условия социального, экономического и политического, развития азиатских государственных образований, а также положение на северо-восточных границах Парфянской монархии (Аньси, как ее называли китайцы). Эти сведения содержатся в переводах китайских летописных сводов и произведений: китайских историков и путешественников, осуществленных Н. Я. Бичуриным (Иакинфом) [20]. Ими освещается большой хронологический период — от II в. до н. э. вплоть до VII в. н. э.

Естественно, при их изучении следует учитывать специфику китайских источников, особенно сложность истолкования, идентификации и локализации многих географических и этнических названий. Тем не менее, ценность сведений китайских авторов, очевидна.

Религиозная литература. Отдельный вид нарративных источников представляют собой памятники религиозной литературы. Это — «Книги Маккавеев» Ветхого завета, произведение древнехристианской литературы «Деяния апостолов», где упоминаются различные народности Парфянской державы (2, 9-11), некоторые данные Апокалипсиса (16, 12).

Для истории социальных отношений в западных частях Парфянской державы важны также некоторые сведения различных трактатов иудейского религиозного сборника — Талмуда [167; 168]. /144/

§ 2. Документальные материалы

Сведение эпиграфики. Число эпиграфических документов, освещающих некоторые стороны истории Парфянской державы, сравнительно невелико. Большинство из них происходит из греческих полисов, сохранявших и при парфянах определенное значение. Однако, несмотря на их малое число, надписи несут богатую информацию о государственном устройстве, об отношении центральной власти к греческим полисам, доставшимся парфянам в наследство от Селевкидов; в них отражены различные сведения социально-экономического характера, идеологической политики, культурной жизни как собственно коренного населения государства, так и пришельцев-завоевателей.

Иногда эпиграфические документы позволяют решить, какая из нескольких версий событий, упоминаемых в разных источниках, более правильна. Как известно, в античной традиции существовали две версии отпадения Парфии от Селевкидского государства. По Юстину, следует, что в тяжелый для Селевкидов период отложился правитель Парфиены Андрагор. Позднее он был убит вторгшимися в эту область парнами во главе с Аршаком. Арриан, Синкел, Зосим трактуют эти события иначе. Они не считают Аршака кочевником, Андрагор не отлагался от царя и имя селевкидского наместника было другое. Находка в Гиркании надписи, в которой упоминается Андрагор [529], вероятно, сатрап или даже наместник верхних сатрапий, скорее всего решит вопрос в пользу автора первой версии событий. Благодаря этому выясняются и причины появления двух версий.

Иногда в надписях содержится материал, подтверждающий сведения античной традиции. Так, по сообщениям Юстина и Диона Кассия, в 30-х годах I в. до н. э. у парфянского царя Фраата IV появляется претендент на престол, Тиридат II, бывший стратег Сузианы, ставленник римлян. Борьба между ними за престол шла с переменным успехом, однако после 26 г. до н. э, о Тиридате упоминаний уже нет, что позволяет думать, что победу одержал Фраат. Некоторые сведения, позволяющие подтвердить это предположение, содержатся в двух стихотворных почетных декретах из Суз. В первом из них, написанным от имени царя, Фраат упоминает Тиридата в качестве «изгнанника» [589, № 12], во втором же, более позднем, но описывающем тот же сюжет, имя Тиридата вовсе не упоминается [589, № 13].

Эпиграфический материал важен для установления хронологической последовательности событий, которую практически невозможно восстановить по данным других типов источников. Например, благодаря наличию датировочной формулы в одной /145/ из Бисустунских надписей (Мидия) [531, с. 76] можно определить точную дату завоевания Мидии парфянами.

В корпусе надписей из Суз-Селевкии на Эвлее некоторые документы позволяют проследить картину начавшегося процесса ограничения автономии греческого полиса при парфянах. Так, следуя письму Артабана II к Сузам (21 г. н. э.) [589, № 1], можно заметить, что внешне этот полис еще сохраняет автономию. Упоминается народное собрание, продолжает действовать полисная конституция, имеет место докимасия баллотирующихся на должности. Парфянский царь обращается к полису непосредственно, минуя промежуточные инстанции. Однако наличие в городе царских контролеров, могущих оказать серьезное влияние на внутреннюю жизнь полиса, сам стиль послания, в котором царь идет на нарушение полисной конституции и буквально диктует свою волю горожанам, назначая на ответственный пост своего ставленника, говорят о том, что самоуправление полиса потеряло свое реальное содержание, его автономия клонилась к упадку и город постепенно оказывается под контролем царской власти.

Некоторые Бисутунские надписи [375] позволяют зафиксировать наличие определенного числа македонских поселенцев в Мидии, что важно для характеристики этнического состава населения в этом районе Парфянского царства. Аналогичный материал более позднего времени из Урука-Варки [535] и Вавилона [589, № 37-39] несет данные о продолжавшемся процессе эллинизации в среде гражданского коллектива полисов при парфянах, выражавшемся в том, что местные жители принимают вторые, греческие имена.

Как и во времена Селевкидов, при парфянах в греческих полисах имела место практика отпуска рабов на волю. Ряд грекоязычных надписей из Суз, представляющих собой манумиссии [589, № 15-26; 96, с. 41-54], мало чем отличаются от аналогичных документов селевкидского времени. Все они составлены по единому образцу, со строгим соблюдением норм греческого права. Эти документы позволяют охарактеризовать некоторые аспекты социально-экономических отношений в Парфянском государстве, скудно освещенные в источниках иного рода.

Надписи помогают понять многие важные аспекты внутренней политики Аршакидской династии, например забота царской администрации о сохранении и развитии ирригационной системы в государстве [589, № 12-14].

Рельеф с изображением божества и царя Селевка I Никатора. Из Дура-Европос. 159 г. Известняк. Нью-Йорк, галерея Иельского университета.

При оценке административного устройства Парфянского царства и, в частности, роли царских чиновников в полисах, нельзя обойти молчанием ряд надписей из Дура-Европос [295]. Некоторые из них дают сведения для решения такого сложного вопроса, как объединение в одних руках должности стратега — высшего государственного магистрата и эпистата, назначаемого /146/ царем для наблюдения за полисами. Сопоставление дуранских документов разного времени дает (возможность отметить, что до II в. н. э. разделение этих должностей между двумя разными лицами было правилом, соединение же их фиксируется редко. Для позднего времени характерно противоположное явление. Это подтверждается и анализом вавилонских надписей.

Эпиграфический материал парфянского времени отражает некоторые детали и особенности культурной жизни населения греческих полисов при новых властителях. В таких полисах, как Вавилон, Селевкия на Эвлее, продолжали справляться гимнастические и гимнические игры. Стихотворные посвящения и декреты [589, № 11-14], написанные на хорошем греческом языке, поражают тонкостью стиха и полным соблюдением норм греческого стихосложения. В Вавилоне при парфянах продолжала существовать палестра во главе с гимнасиархом, чей авторитет высоко ценился среди горожан. Достаточно сказать, что в одной из вавилонских надписей он упомянут в качестве эпонима города [589, № 39]. При вавилонском гимнасии существовала организация эфебов и неотов. Есть сведения о наличии гимнасия и в Сузах-Селевкии на Эвлее [589, № 3].

Греческий театр (типично полисный атрибут) сохраняет свое значение и при парфянах. Вавилонская надпись II в. н. э. упоминает театр [629, с. 49], а археологические материалы полностью подтверждают эти сведения.

Надпись из Урука-Варки [446, с. 104-114] свидетельствует о том, что даже в III в. н. э. греческий язык употреблялся парфянской администрацией для составления официальных документов, причем декреты записывались в стандартной для всего грекоязычного мира форме. Документ того же времени из Ниневии [589, № 37] говорит о такой стойкой традиции, как использование для определения месяцев года македонского календаря.

Грекоязычные надписи из Мидии, сопровождающие рельефы парфянских царей Митридата II и Готарза [375, с. 35], также сообщают интересный материал о сохранении традиций использования греческого языка в качестве языка официальных документов. Сочетание наскального рельефа, типичного для иранского официального искусства, с надписями на греческом языке, имеет важное значение для понимания некоторых аспектов политического и идеологического характера. К тому же это свидетельствует о том, что греческий язык был понятен и долго бытовал среди местного населения.

Как известно, проблема религиозного синкретизма в период эллинизма является одной из наиболее сложных. В связи с этим эпиграфический материал в некоторых случаях дает возможность ответить на ряд вопросов, связанных с местом греческих божеств и их местных двойников в религиозной /147/ жизни населения парфянского государства. Например, некоторые надписи сузского корпуса [589, № 14, 24] позволяют выявить синкретический характер культа, включающий греческую Артемиду и восточную Нанайю, а также, возможно, греческого Аполлона и восточного Митру. В Сузах обнаружена и посвятительная надпись сирийской богине Ма [589, № 10].

Итак, эпиграфический материал в большинстве случаев раскрывает картину политического, экономического и социального развития Парфии, а привлечение источников другого рода (в большей мере нумизматических) позволяет эту картину обрисовать еще более полно.

Пергамены и папирусы. Ранее подчеркивалось, что единственной значительной коллекцией пергаменов и папирусов, происходящей из пределов Парфянского царства, является коллекция этих документов, собранная при археологических работах в Дура-Европос [318]. Датируются они по-разному — от времени Селевкидов вплоть до римского времени, но определенная часть этих документов относится к периоду господства в этой пограничной крепости на Среднем Евфрате парфян.

Типы документов этого корпуса весьма разнообразны: это различного рода брачные контракты, акты передачи имущества, документы о разделе дома и т. п., договоры об аренде, долговые расписки. Сведения, которые содержатся в них, несут важную информацию о различных сторонах жизни населения этого рядового городка Парфянской державы. К примеру, очень важны свидетельства о займах нескольких типов — ипотеке [318, № 22], антихрезах как «персонального» или «личного» характера [318, № 20, 21], так и обычных [318, № 23], анализ которых в комплексе с данными нарративного характера позволяет судить о социальной структуре парфянского общества, верхушку которой занимали иранцы-функционеры центральной власти и граждане полиса греко-македонского происхождения. Ниже шли граждане полиса местного арамейского происхождения, но связанные уже кровными узами с потомками первых греко-македонских переселенцев, неграждане — метеки, носящие греческие имена, наконец, простые жители округи арамейского происхождения. Упоминаются в пергаменах и рабы, занимавшие самое низкое социальное положение.

Упомянутые займы-антихрезы «персонального» или «личного» характера [318, № 20, 21] представляют большой интерес в свете характеристики такого явления в Парфянской державе (первых веков новой эры), как долговое рабство. Должник, принимающий условия такой антихрезы, попадая в личную зависимость от своего кредитора, был обязан последнему вместо денежной или натуральной уплаты процентов за свой заем отработать эти проценты личным трудом. Таким образом, должник попадал в так называемую зависимость «рабского» типа, поскольку в контракте оговаривалось, что он выполняет /148/ в доме своего хозяина «рабские работы». Некоторые исследователи склонны видеть в этом проявление явных черт феодальных отношений в Парфии начала новой эры и называют таких кабальных должников «крепостными». Однако более тщательное изучение приведённых документов не подтверждает эту мысль. Можно говорить лишь о тенденциях зарождения отношений новой формации в недрах рабовладельческой формации.

Представляет большой интерес просопографический анализ этого типа источников. Даже в последние периоды существования Парфянского царства очевидно привилегированное положение греко-македонских фамилий, в число которых, впрочем, проникают и лица местного, арамейского происхождения, носящие уже греко-арамейские имена. Иранские имена встречаются не часто, но, судя по всему, их обладатели пользовались наряду с греками и македонянами, потомками первых колонистов, такими же большими привилегиями.

Весьма важно, что все подобные контракты составлены по строгим греческим образцам: это свидетельствует о стойком сохранении эллинской юридической практики в восточноэллинистических полисах и при парфянах. Некоторые аналогичные юридические установления находят свои параллели и в более поздних кодексах, например в Сасанидском судебнике.

Анализ этой категории источников будет не полон, если не упомянуть Авроманские пергамены, найденные в начале XX в. в Иранском Курдистане. Опубликованы три таких документа [453; 57], написанные на пергамене, причем два из них содержат тексты на греческом языке, один — на пахлави (парфянском). Несмотря на не решенную до сих пор проблему точной датировки этих документов, можно с уверенностью считать, что все они относятся ко времени существования Парфянского государства.

Авроманские пергамены являют собой контракты о продаже виноградников, и, как считается большинством исследователей, указанные сделки совершаются внутри земледельческой общины. На основании анализа этих сделок можно сказать, что обработка земли общинниками носила принудительный характер и рассматривалась как государственная повинность. Крестьянин-общинник оказывается как бы прикрепленным к земле, и его право на данный земельный участок связано с выплатой определенного налога, что свидетельствует о новых тенденциях в экономической жизни Парфянского государства последних периодов. Важно также отметить, что при анализе Авроманских пергаменов выявляются некоторые сведения, проясняющие картину проникновения денежных отношений и земельных сделок в общины, располагающиеся в одном из глубинных районов Парфии.

Из папирусов для выяснения интересующих нас вопросов можно привлечь сведения такого важного источника, как «Папирус /149/ Гуроб», содержащий материалы, иллюстрирующие поход Птолемея III Евергета в Северную Сирию и Месопотамию в 246 г. до н. э., т. е. некоторое время спустя после отпадения Парфии от Селевкидского государства.

Острака. Значение этого вида документальных источников по истории Парфянской державы неизмеримо возросло в результате работ советских археологов на городищах Нисы (царской резиденции Аршакидов), где был обнаружен хозяйственный архив, состоящий из более 2700 документов, написанных на обломках сосудов [54; 55]. Эти документы составлены на парфянском языке с использованием арамейской графики с большим количеством арамейских идеограмм. Большинство острака представляют собой учетные документы, происходящие из царских складов. Все они несут важнейшую информацию о деятельности царского хозяйства и являются важнейшим источником для изучения парфянской государственно-административной, земельной и налоговой системы, политической истории, генеалогии Аршакидской династии, топонимике, ономастике, календарю.

Помимо острака из Нисы важно упомянуть ряд острака из Дура-Европос, несколько надписей на сосудах из Куня-калы (пригород Ашхабада), из поселения Коша-депе близ Бабадур-маза (Туркменская ССР), а также из крепости Игиды, расположенной на Узбое (Туркменская ССР). В большинстве своем это хозяйственные записи, однако некоторые из них, например острака из Кошагдепе, можио отнести и к памятникам эпистолярного жанра.

Клинописные документы. Как при Селевкидах, так и в начале парфянского владычества в некоторых городских центрах, например в Вавилоне и в Селевкии на Тигре, продолжала использоваться клинопись. Хотя для парфянского периода этот вид документов не столь характерен, как для предыдущего, селевкидского, однако и он дает довольно интересную и ценную информацию по истории раннего периода существования Парфянского царства [158]. Так, несмотря на то, что в самом начале парфянского владычества контракты, записанные клинописью, практически исчезают (в частности, в Вавилоне), использование этого вида письма еще продолжается около полувека. В связи с этим было высказано следующее предположение: исчезновение подобных контрактов в парфянском Вавилоне связано с тем, что ранее, при Селевкидах, члены гражданско-храмовых общин обладали определенными привилегиями в виде освобождения от пошлин за сделки и от налогов. Парфяне же, пришедшие на смену прежних правителей, отменили эти важные привилегии, что, естественно, привело к постепенному исчезновению такого вида документов. Эти факты подтверждаются другими источниками, которые также отмечают общую тенденцию парфянских властей к постепенному /150/ уничтожению автономии и независимости городских центров Парфянской державы.

Нумизматический материал. Данные, полученные с помощью изучения монет, позволяют выяснить ряд фактов, которые не удается установить по данным иных типов источников. Однако парфянская нумизматика разработана еще недостаточно. До сих пор нет сводных работ, рассматривающих денежное обращение на всей территории Парфянского царства. В распоряжении исследователя имеются лишь публикации, посвященные истории отдельных монетных дворов: Селевкии на Тигре [430], Дура-Европос [237], Суз [573, 421], Экбатан [390, с. 324-343], Нисы, Митридатокерта. Этот материал очень важен для выяснения процессов, приведших к отпадению Парфии от государства Селевкидов, для анализа становления здесь местной государственности. Монеты в комплексе с другими видами исторических источников могут ответить на некоторые еще не решенные проблемы парфямской истории [91].

Пальмирские ворота Дура-Европоса, главный вход в город

Археологический материал. Археологические изыскания были проведены на территории Месопотамии и Западного Ирана, а также на территориях северо-восточной Парфии. Раскопки г. Сузы, одного из наиболее крупных парфянских центров, были начаты еще в XIX в. В. Лофтусом [428]. В 80-х годах XIX в. на городище Суз работал М. Дьелафуа [304]. Затем работы были продолжены Французской археологической миссией. Кроме архитектурных комплексов, относящихся ко времени парфян, здесь были найдены надписи на греческом языке этого периода.

В Селевкии на Тигре раскопки осуществлены силами сотрудников Мичиганского университета и Толедского музея (США) под руководством Л. Уотермена [431]. Результаты работ итальянских археологов в этом регионе периодически /151/ публикуются в сборнике «Mesopotamia». Раскапывался также такой городской комплекс, как Дура-Европос, принесший исследователям коллекцию пергаменов и папирусов на греческом языке, грекоязычные надписи и граффити, а также великолепные образцы парфянской живописи. Эти раскопки были начаты в 20-х годах нашего века Ф. Кюмоном [295] и продолжены совместной экспедицией Французской Академии надписей и Йельского университета [317]. Благодаря раскопкам был обнаружен богатый материал, открыт некрополь. Эти работы позволяют проследить развитие архитектурных комплексов храмового и светского назначения одного из городов парфянской Месопотамии [90].

Важное значение имеют работы на Сузской равнине, где в результате сплошного археологического исследования памятников различных периодов, и в частности парфянского, были получены очень интересные данные, касающиеся социально-экономического развития отдельной области в составе Парфянского государства [628].

Ценные материалы по истории Парфии дают раскопки двух религиозных комплексов в Сузиане — Бард-е Нешанде и Масджид-и Сулейман [345; 94].

Неоценимы результаты работ Южно-Туркменистанской археологической комплексной экспедиции под руководством М. Е. Массона [120; 180], которая обследовала обширные территории ядра Парфянской державы — Парфиены и, в частности, произвела раскопки городищ Нисы — первой столицы Парфянского государства. Здесь были обнаружены остатки: парфянской царской сокровищницы, глиняные и мраморные статуи, металлические украшения, оружие.