Саддукей

     От всех этих мер, включая уничтожение врагов Ирода, из всех слоев иудейского населения больше всех пострадали саддукеи. Это относительно небольшая избранная секта влиятельных и богатых людей, в большинстве своем земельных магнатов, в нее, однако, входили и наследственные священнослужители, контролировавшие храм. Относительнее происхождения названия «саддукеи» нет ясности. Одна из множества теорий (достаточно правдоподобная) связывает его с именем Садока, верховного жреца времен Давида и Соломона, поскольку именно храм был центром их власти. Считая себя единственными законными толкователями Священного Писания - устные предания не представляли для них интереса, - они верили, что храмовые обряды важнее любой ученой казуистики вокруг Закона. Отвергая предопределение, они признавали за человеком свободу выбора и способность изменить историю. Их сравнительно мало интересовали вопросы морали; не реагировали они и на широко распространенную веру в загробную жизнь, ибо не могли найти в священных книгах подтверждение воскрешения тела, сохранения души или дня Страшного суда. Их не привлекали новые, соответствующие времени адаптации иудаизма - они опасались, что от этого пострадают их привилегии. В результате их учению недоставало необходимой эмоциональной основы. Их влияние покоилось исключительно на наследственной власти духовной аристократии, и теперь победа Ирода нанесла ей смертельный удар.

     Саддукеи, связанные с Хасмонеями и составлявшие ядро их партии, были против появления Антипатра в качестве направляющей силы Гиркана. Антипатра ненавидели не за его проримские убеждения - известная доля эллинизации и коллаборационизма их устраивала. Его ненавидели как идумея, посягавшего на хасмонейский царский дом, за то же ненавидели и Ирода. Они сильнее других чувствовали общее предубеждение против идумеев, и именно они в 47 году до н.э. внушили совету мысль покончить с Иродом. И они же спустя десять лет снова образовали костяк его противников в Иерусалиме: для них было непостижимо, чтобы «иноземец» стал царем иудейской нации. Теперь наступила расплата - хотя ниже мы увидим, что Ироду удалось создать новую, послушную аристократию саддукеев (см, главу 8).

     Из членов совета, уцелевших после учиненной Иродом бойни, самые влиятельные представляли еще одну часть иудейского общественного мнения - фарисеев. Во время осады двое главных фарисеев выступили за то, чтобы открыть Ироду ворота. Иосиф вольно или невольно исказил их имена, но приводились убедительные, довольно правдоподобные доводы, что это самые выдающиеся вожди фарисеев всех времен - Гиллель и Шаммай старшие. За десять лет до того Шаммай способствовал ужесточению позиции совета в отношении недостойных действий Ирода в Галилее. Но теперь он с товарищем призывал сдаться.

     Фарисеи и саддукеи были скорее не обособленными сектами, а правовыми школами, представлявшими различные позиции в рамках общего учения. Они выкристаллизировались в опознаваемые группы во второй половине II века до н.э. когда фарисеи, следовавшие традиции старых групп строгих пиетистов, возникли как партия, выступавшая против осуществлявшегося хасмонеями слияния царской власти с властью первосвященника. Название «фарисей» было предметом такого же множества предположений и домыслов, как и «саддукей»; чаще всего истолковывают его происхождение от слова, означающего «отделение», то есть разрыв со всем грешным или нечистым. Сами они предпочитали более скромное название - «хаберим», означавшее «равные» или «товарищи».

     Стал фарисеем и принадлежавший к более позднему поколению Иосиф, и он говорит их языком, когда заявляет, что важнейшей характерной чертой иудаизма является Закон Моисея. Эта Тора, или Откровение, - понимаемая как законы, сопутствующие святому дару, - состояла из пяти Книг Моисеевых, которые к концу IV века до н.э. стали считаться каноническими. К 200 году закрепился канон Пророков, за ним канон Писаний, сохранившиеся части которых христиане называют Ветхим Заветом. Многие иудейские авторы всех времен распространяются о своей страстной любви к Закону, особенно Псалмопевец и автор Книги Екклесиаста (Бен Сира, ок. 180 г. до н.э.); а греку, злословившему в адрес народа Моисеева, Иосиф ответил: «Мы обладаем Законом, идеально предназначенным поощрять истинную религию, социальную справедливость и добрую волю между народами».

Учитель Закона

     Фарисеи черпали поддержку не в храме - стихии саддукеев и жрецов, а в синагогах - прежде всего местах изучения Закона. Хотя вряд ли можно утверждать, что синагоги созданы фарисеями, они все больше использовались ими для направления мыслей иудеев. Иврит Ветхого Завета в большинстве понимали только хорошо образованные люди, а фарисеи могли предложить его тексты на арамейском языке, что давало им возможность добавлять собственные уточнения и толкования. В вопросах религии они придерживались прогрессивных взглядов, стремясь, и это на самом деле так, противодействовать эллинизирующим упрощениям, но понимали, что лучше всего это делать путем адаптации веры к современным практическим потребностям, поскольку они утверждали, что люди имеют право изменять любой закон. В основном это были миряне, главным образом из средних слоев, стремящиеся получить образование и жаждущие приобщения к вере. Им помогали в этом деле не имеющие духовного сана правоведы (соферим - книжники). Фактически многие книжники сами являлись фарисеями. Книжники решали, что нужно для практического применения Закона на все случаи жизни; насчитали своим делом с помощью дополнений и вольных умозаключений выискивать в Торе более глубокий смысл. Типичный книжник, зачастую бедняк, удостоен похвалы в Книге Екклесиаста (Екк. 9, 15 - 18).

     В наилучшие для них времена фарисеи совсем не были нудными педантами, напротив, хотели превратить религию в источник радости. Они отвечали широко распространенным настроениям своего времени, подчеркивая личный характер религии, рассуждая на темы греха и морали, о воскресении из мертвых и о вознаграждениях и карах в загробной жизни. Они представляли всю историю проникнутой Божьей волей. Их вера, значительно отзывчивее веры саддукеев, и есть дошедший до наших дней иудаизм. Однако саддукеи находили их «увлеченность» достойной отвращения и обвиняли их в заигрывании с низами. Их подвергали критике и в других кругах, хотя их приверженец Иосиф особо об этом не распространяется. Их толкования называли льстивыми, а их самих ханжами, фальшивыми учителями лицемерия. Позднее строгое соблюдение ими буквы Закона, в том виде, как его толковали более педантичные представители, привело в ярость Иисуса - отсюда неблагоприятное для фарисеев определение в наших нынешних словарях. Они, в свою очередь, осуждали Иисуса, потому что он, сам являясь фарисеем, пренебрегал их правилом, предусматривающим, что толкования Законов Моисеевых, как данных свыше, должны устанавливаться не по приказанию, а путем выработки единого мнения.

     Такова в то время была традиция, которой придерживались Гиллель и Шаммай, выступившие во время осады Иерусалима с призывом о сдаче Ироду. Они возглавляли академии толкования Торы. Позднее считалось, что они унаследовали эти должности от целого ряда аналогичных пар лиц (Zuggoth) начиная со 165 года до н.э. Но в иудейских письменных трудах очень мало пишут об учителях более ранних поколений, что дает основания полагать: во времена Гиллеля и Шаммая данная традиция еще только зарождалась и оба они играли большую роль в ее формировании. Другими словами, эпоха Ирода имела большое значение в истории иудейской веры, и тот факт, что созидательные устремления таких людей не встречали препятствий со стороны царя и, более того, наступившее благодаря ему в Иудее спокойствие способствовало их деятельности, является важным аспектом его победы.

     Гиллель, родившийся в Вавилонии, отличался кротостью и обходительностью и не любил спорить по пустякам. Он провозглашал золотое правило: «Не поступай с другим так, как ты не хотел бы, чтобы поступали с тобой» - требование, которому позднее Иисус придал вместо отрицательного положительное звучание; правда, христиане и иудеи позднее разошлись во мнениях относительно положительных и отрицательных сторон такой замены. У Шаммая, с другой стороны, была репутация непреклонного упрямца, непоколебимого ревнителя Торы; как правило, он строго придерживался буквального смысла текста.

     Испытав трудности при более ранних хасмонейских монархах, фарисеи встретили почтительное отношение к себе со стороны царицы Александры Саломеи, чье царствие умеренные представители фарисеев впоследствии рассматривали почти как время вечного блаженства; это она ввела книжников в государственный совет. Тем не менее, когда Ирод свалил ее семейную ветвь, эти приятные воспоминания не помешали слоям общества, чье мнение представляли Гиллель и Шаммай, молчаливо признать победителем нехасмонея. Была признана необходимость правления. «Если бы не страх перед правительством, - утверждал рабби Ханина (когда закон и порядок в Иудее пошатнулись в последовавшее за смертью Ирода столетие), - люди пожирали бы друг друга живьем». Приверженцы этих взглядов не хотели противиться римлянам. «Итак, - советовал другой, - любите труд, сторонитесь начальства и не имейте дел с правящей властью». Склонным к таким рассуждениям Гиллель и Шаммай отвечали, что Ирод - наказание, ниспосланное небом, Божья кара и что надо терпеть. Такая кара широко ожидалась, и ее отождествление с Иродом страстно утверждается в написанной вскоре после смерти царя иудейской книге «Вознесение Моисея», отражавшей определенную часть общественного мнения при его жизни.

     Возможно, это не самый похвальный и тактичный способ выражения мнений, но Ирод был не против, ибо, если люди придерживались таких взглядов, это, по существу, значило, что они будут сотрудничать до тех пор, пока он не вмешается в вопросы религии и Закона. Их пассивность его устраивала; они фактически становились проиродовой партией, хотя и бездеятельной. Когда его сторонники пустили слух, что он ведет происхождение от священнослужителей еще со времен царя Давида, они, видимо, пытались снискать ему расположение Гиллеля, утверждавшего, что происходит от рода Давидова по женской линии. Во всяком случае, пока шло ублаготворение друг друга политикой «живи и давай жить другим», фарисеи в своей деятельности по всей стране преуспевали, как никогда.

    Но существовало и радикальное крыло фарисейства: тот факт, что «фарисей» означает также «отделенный», подсказывает, как этот смысл можно повернуть в политических целях и тогда такое определение уже означает несогласие или вообще отделение. Однако это направление не вызывало у Ирода тревоги, потому что такие экстремисты среди фарисеев особенно ненавидели хасмонеев и по крайней мере на время они были склонны примкнуть к тем, кого Ирод определенно устраивал. Но с этими людьми следовало быть осторожным, потому что они придерживались явно мессианских взглядов. Многие умеренные фарисеи, в том числе Гиллель, считали их заблуждениями. Последний говорил: «Тот, кто обрел для себя слова Торы, тем самым обрел себе жизнь в грядущем мире»; словом, бессмертие можно обрести, не дожидаясь, пока получишь его из рук Мессии. А Иосиф старается представить дело так, что мессианских ожиданий вообще не существовало.

     Тем не менее экстремистски настроенные, верившие в приход Мессии фарисеи стали объединяющим ядром для тех, чьи национальные надежды и чаяния привели их к вере в грядущий золотой век под царским покровительством рода Давидова. Мессианство представляло значительную силу во всем Средиземноморье; им пронизана четвертая эклога Вергилия (40 г. до н.э.). Еврейское слово «машиа», по-гречески «Христос», означает «помазанный»: некто святой, царь или священник, имеющий доступ к Богу. В иудаизме, хотя и усиливалось представление о чем-то более божественном, сверхъестественном, общее поверье сводилось к тому, что явится царь из рода Давидова и силой подавит врагов народа.

     Такая вера вспыхивала всякий раз, когда приходилось плохо. «Если бы, - говорил Бен Гурион, - мы не унаследовали от пророков мессианскую мечту о спасении, страдания еврейской диаспоры привели бы к ее вымиранию». Более того, со времен вавилонского пленения в VI веке до н.э. в более ранние книги пророков вставлялись многие новые ультрамессианские пассажи. Затем пришли хасмонеи и те, кто их поддерживал, сочли благоразумным допустить, что в конечном счете Мессия может вести происхождение и не от Давидова дома, а по левитской линии Аарона, как утверждал о себе новый царский дом; и вообще известное место в Числах (Числ. 24, 17) можно толковать таким образом, что Мессией может явиться и священник, и лицо несвященнического звания. Во всяком случае, военные успехи хасмонеев представлялись знамением поддержки свыше и ободрением мучеников; война за освобождение конечно же была прелюдией последнего славного катаклизма. И таким образом с тех пор - одним из первых тому примеров была Книга Даниила - пошло бурное распространение мессианских, апокалиптических писаний, по-разному подробно распространявшихся на темы обещаний, содержащихся в библейских текстах. Как следствие, появился целый сонм самозваных мессий, привлекавших всевозможное число сторонников.

     Слово «Мессия» (в русском тексте Библии «Избавитель». - Прим, перев.), насколько нам известно, впервые появилось в сборнике «Псалтырь», который, видимо, относится к 50-м годам до н.э. и который на склоне внешне помпезного хасмонейского правления обращает взоры на определенно ожидаемое возвращение Давида: «И воздал мне Господь». То же предсказание подробно излагается и во многих других религиозных трудах. «Сын человеческий», «надежда болеющих душой» создаст империю под Господним правлением, из которой будут изгнаны чужеземные племена. Должно возбуждать ненависть к врагам народа, и в назначенное время, когда против всей их компании развернется апокалиптическая война, произойдет внушающее страх явление Господне. А до той поры нужно ясно различать, кто истинный последователь Завета, а кто ложный, кто законный обладатель Божьей милости, а кто узурпатор.

     Все утверждения, цитируемые в предыдущем абзаце, наряду с другими, собранными в целую мессианскую антологию, взяты из свитков, найденных в библиотеке монашеской общины в Хирбет-Кумране неподалеку от северной оконечности Мертвого моря, в семи милях от Иерихона. Это наводящее страх пустынное место между солеными водами и отвесными известняковыми скалами часто служило фоном для неистовых иудейских религиозных действ; оно чем-то походило на местность, где Иоанн Креститель выступил со своим пророчеством. Из их собственного «Наставления по дисциплине» мы узнаем о суровых порядках в кумранской общине. Точное датирование этих трудов из библиотеки вызывает споры, но многие или даже большинство из них относятся к середине или концу царствования Хасмонеев. Повреждение башни и широкая диагональная трещина на ступенях, возможно, объясняются землетрясением 31 года до н.э. описываемым Иосифом. Такое предположение дополнительно подтверждается тем, что в кумранских находках обнаружены монеты хасмонейской чеканки, но почти полностью отсутствуют монеты Ирода (и снова появляются находки времени его преемника). Но все это, скорее всего, относится к области предположений, а ключ к разгадке, видимо лежит в бескомпромиссной критике хасмонейских властей, присутствующей во многих монастырских книгах и в книгах по меньшей мере еще одной родственной секты. Возможно, Ирод, какого бы происхождения он ни был, одобрял такую позицию и видел в таких общинах потенциальных союзников, во всяком случае не считал их врагами. Если дело обстояло так, то можно допустить, что он дал уцелевшим убежище в Иерусалиме или построил для них новый центр где-нибудь еще.

     Самой широко известной из этих замкнутых монашеских сект были ессеи, видимо отколовшиеся от фарисеев в начале II века до н.э. Известно, что Ирод благоволил и ессеям; утверждали, что он приписывал им сверхъестественные силы. Иосиф тоже верил в их пророческий дар. Он пишет, что, когда Ирод был еще ребенком, один из духовных глав ессеев, Менаем (Менахем), дружески шлепнув его по попке (вольность, на которую потом мало бы кто осмелился), заметил, что тот будет великим царем, но плохим человеком. Хотя эта легенда определенно не исходит от самого Ирода, вполне вероятно, что он находился под впечатлением предполагаемых пророческих талантов ессеев не только в силу глубоко укоренившейся у иудеев традиционной веры в пророчества, которая была все еще сильна в тот период, но и потому, что в это же самое время одинаково широко процветал оккультизм. Скажем, символ, который можно найти на монетах Ирода, крест, похожий на те, что находят на глиняных светильниках и каменных гробах, обнаруженных при раскопках близ Иерусалима, имел магический смысл, означая защиту от злых духов; обычно изображали крестоподобную букву "X" на царских коронах.

     Однако главной причиной, по которой Ирод благоволил ессеям, был их неизменный обычай воздерживаться от неповиновения политической власти, на деле доходивший до утверждений, что ни один правитель не получает власть кроме как по Божьей воле. По этой причине, говорит нам иудейский автор Фило, они никогда до его дней, то есть до I века н.э. не вступали в конфликт ни с одним правителем Палестины, каким бы деспотичным он ни был. Такая пассивная позиция не могла не привлечь внимания Ирода. Говорят, он даже освободил ессеев, как и фарисеев, от присяги на верность ему, поскольку такая мирская клятва противоречила их принципам. Кумранское поселение часто отождествляют с ессеями. Но если, как отмечалось выше, Ирод одобрительно относился к кумранской общине, то этому находились другие причины: воинственность ее обитателей была направлена против его врагов - Хасмонеев. Если принять во внимание это явное различие позиций, полное тождество ессеев и кумранских отшельников представляется маловероятным. Очевидно, существовало великое множество таких монашеских сект с отличающимися друг от друга взглядами, а то, что мы знаем о двух из них и не знаем об остальных, объясняется двумя случайностями - обнаружением кумранской библиотеки и тем обстоятельством, что Иосифа интересовали ессеи, поскольку в юности он был одним из них и одно время жил у ессея-отшельника Банна. Он пишет, что их насчитывалось четыре тысячи и они, по существу, составляли монашеский орден, посвятивший себя точному соблюдению обрядов и толкованию Торы.

     Таковы были религиозные прослойки, у которых Ирод надеялся заручиться поддержкой или по крайней мере добиться повиновения. Получив заверения в поддержке, активной или пассивной, со стороны некоторой части иудеев, он счел возможным пойти на поступок, который выглядел великодушным и мог оказаться полезным. Гиркан, бывший царь, этнарх и первосвященник, увезенный в 40 году парфянами в Вавилонию, там был отпущен на свободу и пользовался почетом и уважением в большой местной иудейской общине. Но теперь он хотел вернуться на родину. Парфяне согласились - возможно, раздвоение пристрастий среди местных иудеев создавало определенные неудобства, - и Ирод тоже согласился. Так что вскоре после захвата Иерусалима он радушно встретил вернувшегося на родину Гиркана, называл его отцом и сажал на почетное место. Наверное, Ироду было не по душе, что по существу иудейский двор главы рода Хасмонеев пользовался покровительством парфян, и он, видимо, очень хотел заполучить его обратно под свое крыло.

     Но из-за изуродованных ушей Гиркан не мог вернуться на пост первосвященника. Не мог стать первосвященником и сам Ирод, потому что его род, какие бы слухи ни инспирировались, не отвечал необходимым требованиям. Но должность эта имела огромное значение. Иудеи считали ее олицетворением своего особого прошлого и предначертанной судьбы. Правоверных всегда призывали отстаивать законность первосвященства. И не случайно термин «теократия» дошел до нас от иудея - Иосифа, ибо пророк Иезекииль заявлял, что мирская власть должна быть подчинена духовной. Однако по мере развития событий при Ироде произошло прямо противоположное. Правда, ему неоднократно советовали вернуть первосвященникам их светские полномочия, но он, похоже, никогда не прислушивался к этим предложениям. Наоборот, в дальнейшем он держал эту должность под своим строгим контролем. И отныне она переставала быть пожизненной и наследственной.

     И чтобы подчеркнуть сие обстоятельство, священные одежды теперь должны были находиться в личном ведении Ирода. Они вели происхождение от одежд, в которые облачил Аарона сам Господь, и были настолько высоко почитаемы, что царь опасался передавать их в другие руки. Отныне эти одеяния, хранившиеся у самого Ирода, выдавались первосвященнику для ритуальных целей четырежды в год: на празднование Песаха, Пятидесятницы, Суккота и Йом-Киппура.

     Одеяния хранились в построенном Иродом для себя дворце-крепости, заменившем находившийся в верхнем городе старый хасмонейский дворец (Акру). Новое здание, названное Антонией в честь патрона Ирода - Антония, стояло рядом с храмом, за его северо-западной оконечностью. Оно заменило бывший замок - Вира (Барис), разрушенный во время осады 37 года, место капитуляции Антигона. Но Антония была воздвигнута в 60 ярдах к северу от Биры, и Ирод мог избежать обвинений в том, что живет на территории храма, поскольку это не дозволялось не имеющим духовного звания земным правителям.

     Платформу, искусственно выровненную под строительство Антонии, можно видеть и сегодня. На ней высилось огромное квадратное сооружение с отвесно поднимающимися к небу четырьмя угловыми башнями, три высотой 75 футов, а одна - 100 футов или более. Иосиф сравнивал это сооружение в 375 футов по фасаду с целым городом, столько там было дворов, галерей и купален. Оно - прототип таких дворцов-крепостей, как лондонский Тауэр и дворец в Сплите. Господствовавшая над храмом, как храм господствовал над городом, Антония была связана со святым местом подземными переходами и двумя лестничными маршами. Расположение позволяло легко подавлять беспорядки на территории храма и вообще убедительно символизировало господство светской власти над средоточием веры.

     Такое новое положение дел, возникшее в результате неизбежного разделения царской и жреческой власти, вызвало бурные эмоции среди иудеев. Многие думали, что Ирод попытается снять напряжение, оставив должность первосвященника роду Хасмонеев. В конце концов до недавнего времени руководящие деятели совмещали должности царя и первосвященника, и теперь, когда они не обладали царской властью, были веские основания полагать, что, поскольку у Хасмонеев есть мужчина, он должен занять место первосвященника. А такой хасмоней был: юный Аристобул III, внук последнего первосвященника Гиркана II (чье иудейское имя Ионафан он принял) и брат жены Ирода Мариамны.

     Но Ирод, женатый на красавице хасмонейке, больше не желал и слышать о политических претензиях ее семейства, и замещение поста первосвященника было предметом ожесточенной политической борьбы. Он принимает решение - которое, должно быть, посчитали сенсационным - передать эту должность члену совсем другой семьи. Подобрали и назначили некоего Ананеля - мало кому известного иудея из Вавилонии. И поскольку он не обладал большими связями в стране, то был бы достаточно услужлив. Но назначение рассчитали хорошо - Ананель, как ни удивительно, принадлежал к линии Садока, считавшейся потомством брата Моисея - Аарона, роду, который до Хасмонеев наделялся правом выделять верховных жрецов, лиц, занимавших высокий пост отдельно от власти: «это сыны Садока, которые одни из сынов Левия приближаются к Господу, чтобы служить Ему» (Иез. 40, 46).

     Возможно даже, что собственные претензии Ирода на духовное происхождение имели целью связать его с Ананелем. Но что более очевидно, назначение выглядело как тонко рассчитанный удар по притязаниям Хасмонеев. Их жреческое происхождение, так энергично превозносившееся их сторонниками, в конечном счете не было таким уж безупречным. Прежде всего, они получили звание первосвященника в дар от Селевкидов, сирийских монархов или узурпаторов, а духовная ветвь, к которой они принадлежали, была малоизвестной, ничем не примечательной, во всяком случае шла не от Аарона. Кроме того, кандидату Хасмонеев, брату Мариамны Аристобулу III, было всего 16 лет. Правда, теоретически верховный жрец мог быть малолетним, и некоторые даже утверждали, что мужчина мог занимать жреческий пост по достижении половой зрелости. Значительно позднее талмудистские авторитеты придерживались мнения, что священнослужитель не может отправлять службу до достижения 20 лет; этот взгляд, несомненно, имел хождение среди религиозных авторитетов и во времена Ирода.

     Но Ирод обнаружил, что сильно ошибся, - из-за злой фурии рухнули все его планы. Его решение вызвало гнев множества хасмонейских поклонников, но центр грозы находился в его собственной семье. В частности, сверх меры разъярилась его теща Александра II, мать жены Мариамны. Это была страшная женщина, весьма целеустремленная и решительная, в отличие от слабовольного отца, Гиркана, но похожая в этом на многих других членов своего дома.