А теперь, следуя за «календарем археологических открытий», перенесемся в
один из самых неприветливых уголков Месопотамии — в Телль-аль-Мукайяр, откуда в
1625 г. делла Валле вывез кирпич с надписью. В 1835 г. через эти места проезжал
Джеймс Б. Фрэзер. Потрясенный зрелищем разбросанных среди пустыни бесчисленных
холмов с руинами, Фрэзер посвятил этому путешествию книгу, в которой высказал
предположение, что поразившая его пустыня некогда представляла собой
«прекрасный, цветущий и густонаселенный край».О поездке в Мукайяр мечтал Раулинсон, однако осуществить это желание ему
помешала работа над расшифровкой Бехистунской надписи. Раулинсон подал идею
исследовать мукайярский холм своему коллеге, британскому вице-консулу в Басре Д.
Е. Тейлору, который страстно увлекался археологией. Когда Британский музей по
рекомендации Раулинсона предложил ему взять на себя руководство археологическими
раскопками в Мукайяре, он с радостью согласился. В начале 1854 г. Тейлор прибыл
на место. Он знал Мукайяр по описаниям, однако то, что он увидел, произвело на
него ошеломляющее впечатление: усеянная холмами пустыня напоминала бурный океан.
Между холмами, поднимая песчаные вихри, носился ветер; там же, откуда ветер сдул
песчаный покров, обнажились какие-то обломки, части разрушенных зданий. Сомнений
быть не могло — перед ним огромный город, погруженный в глубокий, вечный сон,
город, который ему предстояло разбудить. С чего начать поиски? Опытный глаз из
множества холмов выбирает один, расположенный в северной части этого района. Его
очертания напоминают трехэтажное здание, причем третий этаж, как легко заметить,
на 5—6 м смещен по отношению ко второму. Угадываются даже колонны и лестница,
идущая вдоль склона. Тейлор руководит раскопками, производимыми местными
жителями. Постепенно возникают остатки стен, колонн, лестниц. По словам
старожилов, над третьим этажом когда-то возвышался огромный дворцовый «зал»,
который еще помнят их отцы и деды. Прежде всего Тейлор пытается найти надписи о
том, кто строил этот храм. Подобные надписи вавилоняне обычно размещали на
наружных углах стен. И Тейлор находит все четыре. Перед ним храм бога Нанны
(вавилонского Сина) города Ура. Эта весть вскоре облетела весь мир: найден
библейский Ур.
Это были годы величайших археологических открытий, когда люди, казалось, уже
привыкли к сенсациям. Но такому сообщению трудно было поверить. Из надписей
следовало также, что храм восстановил во славу бога луны Нанны вавилонский царь
Набонид, что начали его строительство царь Ур-Намму и его сын, царь Шульги, что
в годы, предшествующие царствованию Набонида, многие цари строили «дом Нанны —
Сина».
Между тем работы продолжались. Было раскопано довольно большое здание из
крупного кирпича. Стены его сохранились настолько хорошо, что здесь поселились
рабочие Тейлора. После того как была выкопана шахта, появилась возможность
обследовать фундамент зиккурата. Это расположенное в нижних слоях раскопа,
сложенное из плоско-выпуклого кирпича огромное сооружение свидетельствует о
незаурядном мастерстве зодчих древности. В западной его части обнаружили два
кувшина с табличками, каждая из которых была заключена в глиняный «конверт».
Когда работы уже близились к концу, Тейлор нашел еще два таких кувшина,
несколько конусов, покрытых клинописными знаками, и много других предметов,
относящихся к различным эпохам.
Как ни странно, но после удивительных открытий Тейлора Ур более шестидесяти
лет прождал очередного археолога. В 1918 г., когда еще шла война, сюда по
поручению Британского музея приехал офицер разведки, проходивший службу в
Багдаде, Кэмпбелл-Томпсон. Ему удалось собрать кое-какой, довольно скромный
археологический материал. А через год здесь начал вести раскопки Г. Р. Халл.
Халл раскопал часть восточных стен «района храмов», занимавшего платформу,
представлявшую собой неправильный четырехугольник, самая длинная сторона
которого — 400 м. Здесь находились храм Нанны, зиккурат и еще несколько храмов.
Проведенные Халлом измерения показали, с каким размахом строили зодчие
древности. Кроме храмов Халл раскопал городские стены и жилые дома. Затем он
приступил к раскопкам стен большого сооружения, которое назвал дворцом Ур-Намму.
Среди развалин дворца Ур-Намму были обнаружены две головы из диорита — фрагменты
изваяний эпохи Шульги и множество глиняных сосудов.
Однако наиболее интересные памятники старины были обнаружены в Уре за
двенадцать экспедиций (1922—1934), которыми руководил Леонард Вулли, один из
выдающихся археологов. О замечательных открытиях Вулли мы будем подробно
говорить в последующих главах, а пока лишь отметим, что благодаря его изысканиям
Ур поистине ожил, превратился в один из наиболее изученных городов древности.
Если прежде археологи стремились как можно больше раскопать и изучить, то
теперь перед ними возникла новая и, может быть, более сложная задача — уберечь
от разрушения памятники старины. Вырванные у пустыни драгоценные реликвии,
оказавшись без защитного покрова, каким являлся для них толстый слой песка, с
ужасающей быстротой разрушаются под губительным воздействием солнца и дождей.
Поэтому ученым приходится сейчас не только решать загадки прошлого, но и ломать
голову над тем, как сохранить освобожденные от песка древние сооружения. Иногда
предпринимаются попытки реставрировать отдельные здания, хотя строительный
материал, применявшийся в древнем Двуречье, чрезвычайно усложняет эти работы.
Тем не менее реконструкция зиккурата в Уре идет успешно. Группа иракских
специалистов ведет наблюдение за тем, чтобы этот памятник шумерского зодчества
был восстановлен максимально близко к его первоначальному виду.
Раскопки ведутся также в ближайших к Уру населенных пунктах —
Телль-эль-Обейде и Эреду.
Руины древних городов, скрытые под песками курганов Абу-Шахрейн, неподалеку
от Ура, заинтересовали еще Тейлора. Его внимание привлек многогорбый
трапециевидный холм посреди мертвой пустыни, возвышающийся над окрестностями на
12 м, со склонами, обращенными на четыре стороны света. Трудно поверить, что
несколько тысячелетий назад здесь шумело море, а город располагался на берегах
пресноводной лагуны, оставившей после себя единственный след — раковины речных
улиток, которые сейчас находят в песке пустыни. В столице бога Энки, Эреду,
Тейлор — он в то время не знал, в каком именно шумерском городе оказался, —
раскопал большого базальтового льва и остатки здания из плоско-выпуклого
кирпича. Его внимание привлекли также развалины высокого сооружения, венчающего
руины города.
Несколько более тщательно обследовал Эреду Кэмпбелл-Томпсон. Он нашел
базальтового льва, частично уже засыпанного кочующими песками, раскопал
основание лестницы, расположенной вдоль юго-восточной стены и ведущей на верхние
этажи зиккурата. Приехавший сюда через год Халл обнаружил кирпичи с печатью
Амар-Зуэна, третьего правителя династии Ура, и более древние, с печатью
Ур-Намму. Халл раскопал также пять жилых домов, состоящих из нескольких
строений, и фрагменты двух городских улиц. На стенах домов сохранилась
штукатурка, кое-где разрисованная широкими (7,5 см) красными и белыми полосами.
Пожалуй, нет другого места на земле, где условия работы археологов были бы
так тяжелы, как в Эреду. Здесь почти беспрестанно неистовствуют песчаные бури, а
когда ветер стихает, нещадно палит солнце. «Холм хранит свои тайны в сердце
безводной пустыни. Природные условия делают продолжительные археологические
работы здесь почти невозможными», — с сожалением писал в 1928 г. Стефен Лэнгдон,
археолог, прекрасно знающий Двуречье. Песчаные бури поднимаются внезапно, и
через несколько мгновений становится совершенно темно; песок образует сплошную
стену, сквозь которую никакому, даже самому бывалому и знающему пустыню
путешественнику не пробиться. Становится нечем дышать; крупные острые песчинки
проникают всюду, засоряют глаза, душат. Горе человеку, чьи нервы не выдержат
такого натиска! Беда, если он, полузадушенный, попытается бежать! После того как
буря утихнет и песчаные вихри улягутся, он может оказаться так далеко от лагеря
экспедиции, что без посторонней помощи будет не в состоянии вернуться к своим.
Случалось, что затерявшихся, обессиленных людей обнаруживали только через много
часов и далеко от Эреду, хотя до бури они находились в каких-нибудь 100 м от
основания холма.
Но Эреду влечет к себе. В 1946—1949 гг. здесь по поручению правительства
Ирака работала группа иракских ученых: Надж аль-Азиль, Фуад Сафар и Мухаммед Али
Мустафа. В экспедиции принимал участие Сетон Ллойд. У Эреду было вырвано немало
тайн. Но какой самоотверженности и твердости духа потребовало это от археологов!
Казалось, все песчаные бури объединились против ученых: то, что вчера было
раскопано, сегодня снова оказывалось под слоем песка; песок не щадил и базу
экспедиции; в борьбе с ним приходилось прибегать к помощи современной техники.
Любопытна в этом смысле история базальтового льва: более ста лет назад он был
раскопан Тейлором, затем, спустя семьдесят лет, его вновь нашел Халл, а теперь
иракские ученые обнаружили его под полутораметровым слоем песка! Напомним,
кстати, что фрагменты такой же фигуры льва были найдены в 2 км от Эреду. Каким
образом очутились там обломки черного базальта, неясно (может быть, их
«перенесли» туда кочующие пески?). Большинство ученых считают, что эти львы
составляли пару, охранявшую вход в храм бога Энки в эпоху третьей династии Ура.
Судя по данным археологии, цари третьей династии Ура строили в Эреду много и
с размахом. Кирпичи с надписями Ур-Намму, Шульги и Амар-Зуэна говорят о том, что
эти правители, разрушив старые здания — преступление, которого им не могут
простить современные археологи, — соорудили на их месте высокую, укрепленную
каменной стеной платформу площадью 300 м2, а на ней уже возводили
храмы. При помощи глубоких шахт археологи добрались до разрушенных шумерскими
строителями более ранних культурных слоев. Снимая одно напластование за другим,
исследователи дошли до слоя, отражавшего деятельность строителей эпохи
Джемдет-Насра и Урука IV. Под ним находились еще более глубокие слои со следами
строительных работ, что говорит о чрезвычайной древности всей постройки. Всего
было вскрыто 17 слоев, представляющих собой последовательные этапы строительства
храма в честь бога Энки. Что же касается населенности этого района, то следы
деятельности людей обнаружены в 19 культурных слоях. На холме, расположенном в
километре к северу от центральной платформы, Фуад Сафар раскопал два больших
дворца, построенных из высушенного на солнце плоско-выпуклого кирпича. Наружные
стены этих строений имеют толщину 2 м 60 см, внутренние — 1 м 30 см.
Произведенные Сафаром измерения показали, что план эредских дворцов,
воздвигнутых в первой половине III тысячелетия, полностью совпадает с планом
дворца «А» в Кише. В жилом районе были обнаружены прекрасно сохранившиеся стены
одного из домов, даже своды над некоторыми дверными проемами, а размер окон
легко угадывался. Сохранилось и большинство боковых помещений, окружавших
центральный зал. В одном из них имелась лестница, которая вела на крышу. Из
многочисленных мелких находок следует назвать глиняную модель парусника, почти
идентичную серебряному кораблю из «царских гробниц» Ура. Найденная в развалинах
дворца шестнадцатисантиметровая алебастровая статуэтка мужчины напоминает фигуры
на стеле Эаннатума. На голове у мужчины высокий конусообразный шлем, глаза и
оружие сделаны из перламутра и лазурита. К сожалению, на статуэтке нет надписи,
указывающей, чье это изображение.
Археологические раскопки в Эреду, продолжающиеся по сей день, полностью
подтвердили догадку ученых о том, что этот город является одним из самых древних
поселений в южной части долины Двуречья, что именно здесь появились первые
шумеры, здесь было их первое царство и отсюда они двинулись дальше, на север и
восток, на завоевание всей долины Тигра и Евфрата.
Читатель, несомненно, обратил внимание на то, что между учеными, искавшими
следы месопотамской, а следовательно, и шумерской культуры, и даже между
государствами, которые эти ученые представляли, в середине XIX в. разгорелось
соперничество за обладание как можно более обширной, богатой и уникальной
коллекцией месопотамских древностей. Это стало делом чести для музеев столиц
крупных государств. Правительства и государственные музеи, проводившие научные
исследования, охотно субсидировали археологические экспедиции. За сокровищами
устремились дипломаты, военные и служащие компаний; им удавалось собрать
некоторое число исторических памятников и документов. Однако этот ажиотаж принес
немалый вред науке, потому что участники экспедиций были заняты главным образом
поисками таких предметов, которые могли произвести впечатление на публику.
Характер ведения поисков в тот период, варварское обращение с бесценным
археологическим материалом, слабость археологии как науки, отсутствие
специалистов и разработанной методики исследований — всем этим можно объяснить
то множество пробелов, которое существует в наших знаниях о шумерах.
К середине XIX в. в Лувре уже содержится множество памятников вавилонской и
ассирийской культуры, привезенных в основном Ботта. Французские исследователи
кружат по Месопотамии. Где только они не ведут поиски! Лишь в местах шумерских
поселений они появляются довольно редко. Посетители музеев хотят видеть новые
экспонаты; правительства из соображений престижа — ведь это стало чуть ли не
вопросом национальной чести! — охотно ассигнуют деньги; ученые, занимающиеся
проблемами языка, истории и культуры, с нетерпением ждут новых текстов.
В 1872 г. французским вице-консулом в Басре был назначен страстный поклонник
древности, археолог-любитель Эрнест де Сарзек. Основываясь на данных Опперта,
который в 1851 — 1855 гг. прошел из конца в конец всю Месопотамию и ознакомился
с районами, где велись археологические раскопки, де Сарзек в качестве объекта
для поисков выбирает холмы Телло, надеясь найти там нечто «необычайно
интересное». От своего приятеля купца Асфара вице-консул немало слышал о статуях
и кирпичах с надписями, которые местные жители находили в этих холмах. И все же,
отправляясь в марте 1877 г. в сопровождении архитектора де Севеланжа в
пустынные, никем по-настоящему не обследованные места, де Сарзек не был уверен —
он сам это подчеркивает — в правильности своего выбора. Однако счастье
сопутствовало ему. Заручившись поддержкой местного шейха, де Сарзек начинает
копать и сразу же убеждается в том, что эти холмы действительно «подлинные
сокровищницы древности». Удачи следуют одна за другой: город, где велись
раскопочные работы, с упадком государства шумеров утратил свое значение, и в
последующие эпохи здесь редко селились люди, поэтому уже под верхними слоями
песка начинают попадаться старинные кирпичи с надписями, обломки сосудов,
глиняные конусы, сплошь покрытые клинообразными письменами. А у подножия одного
из холмов лежал фрагмент большой статуи, на плечах которой красовались искусно
выполненные классические по форме клинописные знаки. Эта находка и решила вопрос
о месте поисков. Земля щедро раскрывает перед исследователями свои тайны,
раскопки дают богатейший материал, но из-за жары и отсутствия воды в середине
июня приходится прервать работы. Новый раскопочный сезон де Сарзек открывает в
феврале. За четыре месяца ему удается закончить раскопки дворца, обследовать
фундамент платформы и изучить план города.
В руинах обнаружены фрагмент каменной плиты, известной в науке под названием
«Стелы коршунов», и нижняя часть найденной в предыдущем сезоне статуи. Когда де
Cap-зеку стало известно, что этим изваянием всерьез заинтересовался Ормузд
Рассам, путешественник и археолог, ученик и друг Лэйярда, он хотел вывезти его.
Но сделать это не удалось: основание статуи оказалось слишком тяжелым.
На следующий год в Телло приехал Рассам и проработал там несколько недель.
Он тоже не смог вывезти статую, но в его руках оказалось множество табличек и
надписи правителя Гудеа. Кроме того, было сделано несколько пробных раскопов.
Открытие Телло навсегда связано с именем де Сарзека. Этот замечательный
археолог вновь приехал туда в 1880 г. и в течение последующих двадцати лет
руководил десятью экспедициями, во время которых были найдены голова огромной
статуи Гудеа, семь его менее крупных скульптурных портретов, недостающие
фрагменты Стелы коршунов Эаннатума, множество статуэток и фигурок из бронзы. Де
Cap-зеком были раскопаны величественные и великолепно отделанные храмы, жилые
дома, «архив», где хранились десятки тысяч табличек самого различного
содержания, в том числе судебные протоколы, на основании которых было детально
изучено шумерское законодательство. Раскопанные культурные слои раскрыли историю
города и последовательные этапы его строительства. В нижних слоях кроме кирпичей
и предметов домашнего обихода обнаружили изделия шумерских ремесленников первой
половины III тысячелетия до н. э.
Вскоре после того, как в Телло начались археологические работы, ученые
отождествили найденный город с шумерским Лагашем.
Сейчас легко говорить об этих находках, но чего они стоили де Сарзеку!
Конкуренты с завистью и неприязнью следили за его успехами. Не обошлось даже без
интриг — была сделана попытка восстановить местное население против французской
экспедиции. Но де Сарзек — не только археолог, но и дипломат (с 1888 г. он —
консул, аккредитованный в Багдаде) — не оставался в долгу у своих противников.
Сломить его смогла только болезнь. В 1900 г. де Сарзек слег. И хотя после
длительного лечения ему удалось ненадолго подняться, продолжать раскопки он уже
не мог.
Наука многим обязана де Сарзеку. Обнаруженные им надписи дали возможность
Опперту, Гейзе и Амио доказать существование языка шумеров. На основе его
материалов в результате систематических изысканий были подробно изучены
отдельные периоды истории Шумера, в особенности эпоха первого расцвета Лагаша
(XXIV в. до н. э.) и второй расцвет этого города-государства (шумерский
Ренессанс, годы царствования третьей династии Ура — XXI в. до н. э.).
После де Сарзека руководство работами в Телло взял на себя Гастон Крос. В
1903—1909 гг. им были организованы четыре экспедиции, получены ценные материалы
о шумерском зодчестве и обследовано кладбище под так называемым холмом «Н». В
1929—1931 гг. Анри де Женуяк дошел до культурных слоев, соответствующих эпохам
Джемдет-На-сра, Урука и Эль-Обейда. В экспедициях Женуяка принимал участие Андре
Парро, который впоследствии возглавил работы. Среди открытий Парро следует
назвать гробницы преемников Гудеа.
Трудно перечислить все археологические открытия, благодаря которым стало
возможно изучение языка, истории, культуры и быта народа и государства, на
протяжении тысячелетий пребывавших в забвении. Это заняло бы слишком много
места. Поэтому назовем лишь некоторые.
Настойчивости и энергии немецкого археолога Роберта Кольдевея, который вслед
за Гильпрехтом больше года провел в Фаре, мы обязаны открытием города Шуруппака,
в руинах которого были найдены различные предметы и всевозможные таблички, в том
числе содержащие списки богов, чиновников, перечни строений и многое другое.
Пожалуй, еще более значительным следует считать открытие, сделанное Кольдевеем
тремя годами раньше. В 1887 г. Кольдевей начал раскопки двух холмов неподалеку
от Телло. На выбор места работ повлияло то обстоятельство, что именно в районе
Телло де Сарзеком были сделаны необычайно интересные находки. Под холмами близ
Телло Кольдевей надеялся найти не менее ценные памятники старины. Холмы Сургул и
Эль-Хибба возвышались над пустыней более чем на 10 м. Прорыв в Шургуле
десятиметровую вертикальную шахту, археологи обнаружили захоронения, которые
затем стали попадаться всюду, где бы они ни копали. Погребения выглядели
необычно: в них покоились полуобуглившиеся останки, в большинстве случаев
завернутые в циновки; часть пепла и сожженных костей находилась в урнах. Рядом
лежали топоры и пучки стрел, золотые украшения и изделия из глины. В сосудах
хранились финики, зерно, маслины, вино. Гробницы разделялись проходами-улочками,
настолько узкими, что по ним трудно было передвигаться. Было ясно, что археологи
открыли город мертвых. Загадка Сургула до сих пор ждет разрешения.
Более обильный материал дали раскопки холма Эль-Хибба; здесь были раскопаны
стены храма, в котором, по-видимому, воздавали почести повелительнице подземного
царства Эрешкигаль.В числе важнейших археологических открытий следует назвать еще несколько. В
1902 г. немецкий ученый Вальтер Андрэ открыл Умму, а в 1903 г.— Адаб, где
впоследствии вели поиски другие археологи, в частности американцы Бенкс и
Пирсон. В 1919 г. по инициативе уже известного нам по раскопкам в Уре Г. Р.
Халла начались работы в Телль-эль-Обейде, которые продолжаются и по сей день.
Здесь были обнаружены следы наиболее древней месопотамской культуры. С 1925 г.
велись раскопки в Джемдет-Насре, где Стефен Лэнгдон открыл материальные
свидетельства более позднего по сравнению с эпохой Эль-Обейда периода истории
культуры древнего Двуречья. В 1930—1936 гг. американский ученый Генри Франкфорт
при раскопках в Телль-Асмаре обнаружил руины Эшнунны; позднее, в 1935—1937 гг.,
он открыл Телль-Аграб. С недавнего времени датская экспедиция ведет исследования
на одном из островов архипелага Бахрейн, который, по-видимому, был перевалочным
пунктом на пути шумеров к берегам Тигра и Евфрата.
Много тайн еще хранят пески Месопотамской равнины. Но благодаря усилиям
многих поколений исследователей — ученых, искателей приключений и просто людей,
глубоко интересующихся прошлым человечества, шагающих в одиночку, с рюкзаком за
плечами или оснащенных современной техникой, бредущих наугад или вооруженных
знаниями и опытом предшественников, — благодаря труду десятков и сотен
неутомимых археологов мы можем сегодня составить представление о том, что
происходило в Двуречье четыре-пять тысячелетий назад, можем подробно рассказать
о царях и жрецах, о ремесленниках и крестьянах, о жизни и занятиях шумеров и о
превратностях их судьбы. |