 Прекраснейшие вещественные памятники той эпохи оставили нам правители первой
династии Ура. В этом городе, упомянутом в Ветхом Завете, как мы знаем, вел
археологические работы Леонард Вулли. Он был первым исследователем, открывшим
миру все величие, великолепие и многообразие шумерской культуры середины III
тысячелетия до н. э. На краю города, неподалеку от городских стен, Вулли
обнаружил кладбище, на котором долгие столетия хоронили своих покойников жители
Ура. В могилах простых людей останки были либо завернуты в циновки, либо уложены
в деревянные или глиняные гробы. Рядом с покойниками лежали предметы личного
пользования: браслеты, ожерелья, искусно выполненные ларцы, оружие, орудия
труда, сосуды с едой и питьем. Останки лежали на боку в позе погруженного в сон
человека. В сжатых руках они держали у самого рта кубки, в которых когда-то была
вода.
Среди большого числа погребений выделялись гробницы, которые Вулли назвал
царскими. Это название принято и сейчас, хотя многие исследователи утверждают,
что )то были могилы высокопоставленных жрецов и жриц. Эти обширные, состоящие
порой из нескольких помещений усыпальницы строились из камня и кирпича, причем
камень доставляли сюда не меньше чем за 50 км. Некоторые гробницы тысячелетия
назад были опустошены грабителями. Однако до других воры не смогли добраться.
Благодаря этому Вулли удалось обнаружить уникальные предметы, красота которых
превосходила все, что было найдено до тех пор. И даже в ограбленных могилах
сохранились вещи, не замеченные грабителями. Так, в могиле человека, имя
которого, если верить надписи на цилиндрической печати, было Абарги, лежала
серебряная модель лодки. Над этой гробницей оказалась нетронутая грабителями
усыпальница дамы — может быть, супруги царя, а может быть, жрицы, в
торжественные дни религиозных празднеств выступавшей в роли богини Инанны. Имя
этой женщины — Шуб-ад — выгравировано на цилиндрической печати из лазурита. Прах
царицы Шуб-ад покоился на деревянных погребальных носилках. Снаряжая царицу в
путь, в страну, откуда нет возврата, провожавшие вложили ей в руки золотой кубок
и надели на голову драгоценный убор, выполненный с мастерством, каким мог бы
гордиться самый искусный ювелир. Густой парик обвивала восьмиметровая золотая
лента, на лоб свисал венок из тонких золотых колец. Над этим венком лежали еще
два — из золотых листьев и цветов. И все это было перевязано нитью из
лазуритовых и сердоликовых бусин. В ушах царицы были серьги в форме полумесяца,
а в парике — золотой гребень с пятью зубцами, инкрустированный лазуритом.
Состояние этих украшений и то, как они располагались вокруг останков покойной
царицы, позволили Катрин Вулли произвести чрезвычайно точную реконструкцию.
Среди бесценных памятников старины, найденных в царских гробницах Ура,
следует назвать золотой шлем и золотую цилиндрическую печать Мескаламдуга.
(Надпись гласит: «Мескаламдуг [герой доброй страны], царь». Другие источники, в
которых бы упоминалось это имя, неизвестны.) Эти предметы представляют огромный
интерес не только для археологии. Шлем, свидетельствующий о необычайно высоком
искусстве золотых дел мастеров Ура, принадлежит к самым интереснейшим
произведениям прикладного искусства Шумера. Обнаруженные в гробницах музыкальные
инструменты — одиннадцатиструнная арфа, лиры и др. — говорят о распространении в
Шумере музыкального искусства. Лиру украшает золотая голова быка с бородой из
лазурита. В могилах найдено оружие — тонкой работы кованые кинжалы и узорчатые
копья, а также фигурки животных из благородных металлов и драгоценных камней.
Как знать, не шумерам ли мы обязаны изобретением игры, напоминающей
современные шашки? В одной из могил сохранилась двадцатисантиметровая доска,
выложенная лазуритом, сердоликом и перламутром, а также камни для игры. Быть
может, это был прообраз современных шашек.
Если инкрустации на предметах из царских гробниц Ура носят характер
религиозных символов или имеют культовое назначение, то знаменитый «штандарт» из
Ура дает представление о жизни людей той эпохи. Он состоит из двух прямоугольных
деревянных пластинок, каждая размером 55x22,5 см, украшенных мозаикой из раковин
и лазурита и изображающих разные сцены из жизни шумеров. Предполагают, что
«штандарт» выносили на древке во время торжественных процессий. Деревянная
основа истлела, но инкрустации сохранились, что позволило безошибочно
восстановить мозаичный рисунок. Пластинка одной стороны «штандарта» посвящена
войне, другой — миру. На обеих сторонах тремя рядами расположены белые фигурки
из ракушек на лазуритовом поле. В середине верхнего ряда панели, посвященной
войне, стоит царь, которого легко отличить благодаря его высокому росту. Он
только что сошел с расположенной позади него колесницы, и воины проводят перед
ним обнаженных пленников. Во втором ряду тесным строем движется фаланга тяжеловооруженных царских
воинов. На них длинные плащи-пелерины и медные шлемы. В нижнем ряду представлены
боевые колесницы, на каждой — возница и воин с дротиком в руках. Под копытами
впряженных в колесницу животных лежат тела поверженных врагов.
Эта сторона «штандарта» Ура дает довольно точное представление о вооружении
и боевой тактике шумерской армии. Тяжеловооруженные воины во втором ряду
образуют фалангу — прообраз боевого строя, который через два тысячелетия принес
столько побед Александру Великому. Увековеченные на «штандарте» боевые колесницы
шумеров являются самым древним свидетельством использования этого вида повозок в
военных целях. Управлять колесницами было очень непросто. Как выяснилось
благодаря другим находкам, относящимся к той же эпохе, их колеса были так
закреплены на оси, что вращались вместе с ней. Поэтому оба колеса имели
одинаковую скорость, и при поворотах одно из них, зарываясь в землю, тормозило
движение. К сожалению, не удалось идентифицировать животных, впряженных в боевые
колесницы. Из других источников известно, что повозки, предназначавшиеся для
перевозки грузов, были запряжены волами. Относительно боевых колесниц и повозок
на полозьях такой уверенности нет. Кости животных, впряженных в колесницу,
обнаруженную в одной из царских могил, сохранились очень плохо, но не вызывает
сомнения тот факт, что животные принадлежали к семейству лошадиных. Может быть,
это были тарпаны, или лошадь Пржевальского, или же дикие ослы — онагры. Это же
животное, что мы видим на «штандарте» из Ура, найдено в виде серебряной
статуэтки, украшающей колесницу, а также изображено на барельефах. Однако все
изображения стилизованы и мало помогают решению загадки.
Относительно боевой тактики шумеров трудно сказать что-нибудь вполне
определенное. Возможно, первыми атаковали противника колесницы, сминавшие
вражеские ряды, затем в бой вступали отряды легковооруженных воинов и,
наконец, победу закрепляли тяжеловооруженные фаланги. Не исключено, что
очередность вступления в бой была иной. Принимавший непосредственное участие в
сражении царь, по-видимому, вел за собой «механизированные» части — метателей
дротиков, ехавших на колесницах.
А теперь посмотрим, как изображена на «штандарте» из Ура мирная жизнь. И
здесь место в первом ряду занимает царь. Он и его семья представлены во время
праздничного пира. Члены царской семьи сидят в креслах, окруженные музыкантами и
слугами, разносящими напитки. Может быть, они празднуют победу, которая
изображена на первой панели. Эта победа, очевидно, принесла городу большую
военную добычу, потому что царские слуги, в двух нижних рядах, гонят коров и
баранов, несут рыбу, тащат мешки с всевозможным имуществом. Все они, включая
царя, одеты в традиционный шумерский наряд — короткие юбки.
Однако наибольшее впечатление на исследователей произвело не то, что царские
гробницы Ура дали возможность подробно ознакомиться с жизнью и обычаями шумеров.
В мрачной усыпальнице Шуб-ад Вулли, потрясенный величием и красотой увиденного,
обнаружил не только прах знатной дамы. На земле лежали останки ее придворных дам
и одного мужчины, арфиста, до последних минут жизни державшего в руках свою
арфу. В гробнице Шуб-ад были найдены останки 25 человек из ее свиты. В
усыпальнице Абарги обнаружены останки 60 человек. Подобная картина наблюдалась и
в других могилах. Воины, провожавшие своих царей в последний путь, были в
бронзовых шлемах, а в руках держали по два копья. На женщинах надеты
всевозможные украшения и лучшие, парадные одеяния. Потрясенный своим жутким
открытием, Вулли решил вначале, что все эти люди, приближенные царя, уходившие в
иной мир вслед за своим повелителем, были жертвами культового ритуального
убийства. Однако тщательное изучение останков и внимательный осмотр гробниц
внесли существенные поправки в это суждение. Ничто не говорило о насильственной
смерти или принуждении по отношению к свите умершего.
Спор по этому поводу ведется по сей день. Наиболее правдоподобным
представляется следующее утверждение: мы столкнулись с редким, не имеющим
аналогий обычаем (подобные захоронения кроме Ура найдены только в Кише),
восходящим к какой-то неизвестной нам традиции. Люди, которые шли на смерть за
своим царственным повелителем, делали это добровольно. Желание умереть вместе со
своим царем или жрецом могло возникнуть на основе господствовавших в то время
представлений о загробном мире. (Об этих представлениях мы будем говорить в
одной из последующих глав.) Массовые убийства, возможно, явились результатом
временной и не слишком длительной вспышки религиозных чувств, религиозной
экзальтации, которую шумерологи сравнивают с усилением религиозного фанатизма в
Египте в годы царствования Аменхотепа IV— Эхнатона (около 1372— 1352 гг. до н.
э.). Однако, что бы мы ни говорили о побуждениях шедших на смерть людей, ритуал
от этого не становится менее жестоким.
Открытие царских гробниц Ура помогло разобраться и в шумерской хронологии.
Вначале Вулли отнес эти погребения к середине IV тысячелетия до н. э. Однако
позднее он существенно «омолодил» свою находку, и в настоящее время в науке
принято считать, что царское кладбище Ура возникло в XXVII—XXVI вв. до н. э.
Правда, некоторые ученые утверждают, что эти захоронения принадлежат эпохе,
предшествующей первой династии Ура.
Оставим на время прекрасный, богатый и многолюдный город Ур. Сейчас это
маленькая железнодорожная станция примерно в 150 км к северо-западу от Басры и в
15 км от современного русла Евфрата. Четыре с половиной тысячелетия назад Ур
выглядел совершенно иначе, чем сегодня. Он был расположен недалеко от моря и
связывался с ним рекой, по которой плыли груженые барки. Там, где сейчас
простирается пустыня, золотились поля пшеницы и ячменя, зеленели рощи пальм и
фиговых деревьев. В храмах жрецы возносили молитвы и исполняли обряды, следили
за работой ремесленных мастерских и за порядком в переполненных амбарах. А
внизу, у подножия платформ, откуда устремлялись в небо храмы, хлопотал
трудолюбивый народ, благодаря усилиям которого этот город сделался
могущественным и богатым, на удивление и зависть соседям. Оставим Ур в период
его расцвета, когда там царствовали правители первой династии, и отправимся на
северо-восток, где в 75 км от Ура раскинулся город Гирсу, который до недавнего
времени отождествляли с Лагашем. Сейчас ученые полагают, что Гирсу был столицей
города-государства Лагаш.
 Французские археологи — от де Сарзека и де Женуяка до Андре Парро —
тщательно обследовали Телло (так сейчас называется этот населенный пункт).
Начиная с 1877 г. в Телло систематически велись археологические работы,
благодаря которым история этого города известна во всех подробностях. Тогда же
начались раскопки в Эль-Хибба, позднее идентифицированном с Лагашем. В «Царских
списках» нет ни слова о Лагаше. Этому можно только удивляться. Ведь речь идет о
городе-государстве и династии, несомненно сыгравших существенную роль в истории
Шумера. Правда, в те годы, когда этот город еще не достиг славы, он стоял
несколько в стороне от исторических событий. Лагаш являлся важным транзитным
пунктом на водном пути, связывавшем Тигр с Евфратом. Через него шли на восток
или разгружались здесь прибывшие с моря суда. Обнаруженные при раскопках
таблички свидетельствуют об оживленной торговле, которую вели жители города. Как
и в других городах, здесь правил во имя владыки города, бога войны Нингирсу,
энси. Политическая и экономическая жизнь была сосредоточена в храмах,
посвященных Нингирсу, его божественной супруге Бабе (Бау), богине
законодательства Нанше, богине Гешти-нанне, исполнявшей обязанности «писца
страны без возврата», и Гатумдуг — богине-матери города. Поселение возникло
здесь в эпоху Эль-Обейда. В последующие годы город отстраивался, расширялась
сеть ирригационно-судоходных каналов, росла экономическая мощь. Как полагают
исследователи, Лагаш с незапамятных времен конкурировал с соседним городом Уммой
и войны между этими двумя государствами велись уже на заре истории.
В середине III тысячелетия до н. э. наступает период бурного расцвета
Лагаша. Городом в это время правит энси Ур-нанше. Урнанше запечатлен на
сорокасантиметровом барельефе, украшавшем храм; этот барельеф был поднесен храму
в качестве вотивного (посвятительного) дара. Правитель, одетый в традиционную
шумерскую юбочку, несет на бритой голове корзину с раствором для строительства
храма. Урнанше, взявший себе, подобно Аанепаде из Ура, титул лугаля («большой
человек»= царь), вместе с семьей принимает участие в торжественной церемонии.
Его сопровождают дочь и четыре сына, имена которых указаны на барельефе, среди
них — Акургаль, наследник трона и отец знаменитого Эанатума. Фигура дочери,
которую зовут Лидда, в одеянии с пелериной, переброшенной через левое плечо,
значительно крупнее, чем фигуры царских сыновей. Лидда следует непосредственно
за отцом, что, возможно, является свидетельством относительно высокого положения
шумерской женщины в общественной жизни (вспомним царицу Ку-Бабу) и экономике (об
этом см. дальше). В нижней части барельефа изображен Урнанше, сидящий на троне
(?) с кубком в руках. За его спиной стоит виночерпий с кувшином, перед ним —
первый министр, делающий какое-то сообщение, и три названных по именам
сановника.
Надписи Урнанше подчеркивают особые заслуги этого правителя в деле
строительства храмов и каналов. О том же сообщается и в позднейших надписях его
преемников. Однако Урнанше не ограничивал свою деятельность строительством
храмов, зернохранилищ и расширением сети водных путей. Как основатель династии,
он должен был позаботиться о безопасности города. Совсем близко находился
соперник — Умма, в любой момент могло произойти нападение эламитов из-за Тигра.
Храмы же не всегда соглашались ассигновывать средства, необходимые для
осуществления замыслов царя. Таким образом, интересы царя и храмов не всегда
совпадали. Энси нуждались в собственных средствах, чтобы укрепить политическую
власть. Мы уже сталкивались с первыми проявлениями самостоятельности княжеской
власти и отделения ее от власти жрецов (постройка в Кише независимого от храма
царского дворца). Царь неизбежно должен был начать присваивать себе часть
имущества и доходов, по традиции нераздельно принадлежавших богу, которыми
распоряжались храмы. В Лагаше этому процессу, по всей вероятности, положил
начало Урнанше.
Нет сомнения, что именно Урнанше, строивший с большим размахом и ввозивший
для нужд строительства лес с юр Маш и строительный камень, именно он, перед чьей
статуей в храме Нингирсу после смерти совершались жерт-иоприношения, заложил
основы политического и экономического могущества своей династии. Это дало
возможность третьему ее представителю, внуку Урнанше Эанатуму (около 2400 г. до
н. э.), сделать попытку распространить свою власть на соседние с Лагашем
государства. После Эанатума осталась раскопанная де Сарзеком белая каменная
стела. Эта сильно разрушенная более чем полутораметровая плита покрыта рельефами
и письменами. На одном из ее фрагментов изображена стая коршунов, терзающих тела
павших воинов. Отсюда название: «Стела коршунов». Письмена сообщают о том, что
стела была установлена Эанатумом в честь победы над городом Уммой. Они
повествуют о благосклонности богов к Эанатуму, о том, как он одержал победу над
правителем Уммы, восстановил границы между Уммой и Лагашем, определенные еще
царем Месилимом из Киша, и как, заключив мир с Уммой, покорил другие города. На
основании вырезанного на «Стеле коршунов» текста, а также надписи, оставленной
его племянником Энтеменой, можно сделать вывод, что Эанатум пресек поползновения
эламитов на восточной границе Шумера, подчинил своей власти Киш и Акшак, а может
быть, даже дошел до Мари. Трудно найти человека, более достойного титула царя,
чем Эанатум!
На стеле высечена мощная фигура человека с большой сетью, опутавшей его
врагов. (Ученые спорят о том, чье это изображение: бога войны Нингирсу или
победоносного царя.) Затем мы видим сцену, где этот человек (или бог) на боевой
колеснице мчится в водоворот битвы, увлекая за собой тесно сомкнутые ряды
воинов. Эта колонна бойцов, вооруженных длинными копьями и огромными щитами,
которые закрывают туловище, образуя почти сплошную стену, производит сильное
впечатление. В другой сцене изображен царь, награждающий своих верных воинов.
Дальнейшие события разыгрались уже в годы царствования следующего правителя
Лагаша — Энтемены, летописцы которого составили наиболее полный исторический
«обзор» — документ, редкий для той отдаленной эпохи.
Прежде чем начать рассказ о войне, которую вел Энтеме-на, и о
предшествовавших ей событиях, познакомимся с текстом надписи, увековеченной на
двух глиняных цилиндрах.
Энлиль [главное божество шумерского пантеона], царь всех земель, отец
всех богов, определил границу для Нингирсу [бог-покровитель Лагаша] и для Шара
[бог-покровитель Уммы] своим нерушимым словом и Месилим, царь Киша, отмерил ее
по слову Сатарана [и] воздвиг там стелу. [Однако] Уш, ишакку Уммы, нарушил
решение [богов], и слово [договор между людьми], вырвал [пограничную] стелу и
вступил на равнину Лагаша.
[Тогда] Нингирсу, лучший воин Энлиля, сразился с людьми Уммы, повинуясь
его [Энлиля] верному слову. По слову Энлиля он набросил на них большую сеть и
нагромоздил по равнине здесь и там их скелеты (?). [В результате] Эанатум,
ишакку Лагаша, дядя Энтемены, ишакку Лагаша, определил границу вместе с
Энакалли, ишакку Уммы; провел [пограничный] ров от [канала] Иднун в Гуэдинну;
надписал стелы вдоль рва; поставил стелу Месилиму на ее [прежнее] место, [но] не
вступил на равнину Уммы. Он [затем] построил там Имдубба для Нингирсу в
Намнунда-кигарре, [а также] святилище для Энлиля, святилище для Нинхурсаг
[шумерской богини-«матери»], святилище для Нипгирсу [и] алтарь для Уту [бога
солнца].
Далее следует короткий отрывок, по-разному интерпретируемый различными
исследователями: по мнению одних, здесь говорится о дани, которой обложил
побежденных Эанатум; другие считают, что речь идет об арендной плате за
обработку полей, принадлежащих Лагашу.
Ур-Лумма, ишакку Уммы, лишил пограничный ров Нингирсу [и] пограничный ров
Нанше воды, вырыл стелы [пограничного рва] [и] предал их огню, разрушил
посвященные [?] святилища богов, воздвигнутые в Намнунда-кигарре, получил
[помощь] из чужих стран и [наконец] пересек пограничный ров Нингирсу; Эанатум
сразился с ним под Гана-угиггой, [где находятся] поля и хозяйства Нингирсу, [и]
Энтемена, возлюбленный сын Эанатума, разбил его. [Тогда] Ур-Лумма бежал, [а] он
[Энтемена] истреблял [войска Уммы] до [самой] Уммы. [Кроме того], его
[Ур-Луммы] отборный отряд из 60 воинов он истребил [?] на берегу канала
Лумма-гирнунта. [А] тела его [Ур-Луммы] людей он [Энтемена] бросил на равнине
[на съедение зверям и птицам] и [затем] нагромоздил их скелеты [?] в пяти
[различных местах].
После этого идет описание второй фазы войны, когда в качестве противника
Энтемены выступает жрец Иль — по всей вероятности, узурпатор, захвативший власть
в Умме.
Энтемена, ишакку Лагаша, чье имя изрек Нингирсу, провел этот
[пограничный] ров от Тигра до [канала] Иднун по нерушимому слову Энлиля, по
нерушимому слову Нингирсу [и] по нерушимому слову Нанше [и] восстановил его для
своего возлюбленного царя Нингирсу и своей возлюбленной царицы Нанше, соорудив
из кирпича основание для Намнунда-кигарры. Пусть Шулу-тула, [личный] бог
Энтемены, ишакку Лагаша, которому Энлиль дал скипетр, которому Энки [шумерский
бог мудрости] дал мудрость, которого Нанше хранит в [своем] сердце, великий
ишакку Нингирсу, получивший слово богов, будет заступником, [молясь] за жизнь
Энтемены перед Нингирсу и Нанше до самых отдаленных времен!
Человек из Уммы, который [когда-либо] перейдет пограничный ров Нингирсу
[и] пограничный ров Нанше, чтобы силой завладеть полями и хозяйствами — будь то
[действительно] гражданин Уммы или чужеземец, — да поразит его Энлиль, да
накинет на него Нингирсу большую сеть и опустит на него свою могучую длань [и]
свою могучую стопу, да восстанут на него люди его города и да повергнут его ниц
посередине его города!
А теперь попытаемся этот запутанный текст, в котором деяния богов и поступки
людей переплелись настолько тесно, что картина исторических событий оказалась
довольно затемненной, изложить языком исторической науки, в соответствии с
интерпретацией современных ученых.
В давнем споре между городами Лагаш и Умма в свое время в качестве арбитра
выступил царь Киша Месилим.
Лагашские историки таким образом подтверждают тот факт, что в руках
Месилима была власть над всем Шумером.) Месилим в качестве суверена определил
границу между Лагашем и Уммой и в знак ее нерушимости поставил там свою памятную
стелу с надписью. Это должно было положить конец распри между
городами-соперниками. Через какое-то время, уже после смерти Месилима и,
по-видимому, незадолго до прихода к власти Урнанше, правивший в Умме энси Уш
вторгся на территорию Лагаша и захватил Гуэдинну. Не исключено, что область с
этим названием до вмешательства Месилима принадлежала Умме. В годы царствования
Урнанше могущество Лагаша возросло, и появилась возможность отомстить соседнему
городу-государству. Внук Урнанше Эанатум решил изгнать завоевателей со своей
земли. Он победил энси Уммы Энакали и восстановил прежние границы. (Рвы,
разделявшие эти два маленьких государства, служили также для орошения полей.)
По-видимому, в это же время Эанатум решил распространить свою власть и на
другие города. Для этой цели ему нужно было прежде обеспечить безопасность
своего города. Желая задобрить жителей Уммы, он разрешил им обрабатывать землю
на территории Лагаша. Однако они должны были часть урожая отдавать правителю
Лагаша за пользование землей. Очевидно, гегемония Эанатума не имела под собой
достаточно прочной основы, потому что в конце его жизни население Уммы,
по-видимому, взбунтовалось. Их энси Урлума отказался платить возложенную на Умму
дань и вторгся на территорию Лагаша. Он уничтожил межевые столбы, предал огню
стелы Месилима и Эанатума, прославлявшие победителей его предков, разрушил
построенные Эанатумом здания и алтари. Кроме того, он призвал себе на помощь
чужеземцев. Кого именно, мы не знаем, но догадаться не так уж трудно: вдоль
границ Шумера было достаточно государств, чьи правители с удовлетворением
взирали на внутренние распри шумеров и были готовы в любую минуту вторгнуться в
их страну. Это могли быть и эламиты, и жители Хамази. А на севере в это время
уже складывалось будущее могущественное государство аккадцев.
Однако Урлуме не повезло. Энтемена, совсем еще молодой военачальник, одержал
блистательную победу: наголову разбил противника, уничтожив большую часть его
войска, а остальных обратил в бегство. (О численности участников сражения можно
судить по приведенной в хронике цифре — 60 убитых над каналом воинов.) Энтемена
скорее всего не вошел в Умму, но ограничился восстановлением прежней границы.
Между тем ситуация в Умме — то ли в результате смерти побежденного правителя, то
ли вследствие какого-то бунта — изменилась. Власть перешла к бывшему верховному
жрецу города Забалам по имени Иль. (По мнению некоторых историков, Забалам
находился на территории Уммы. С другой стороны, не исключено, что речь идет о
городе, расположенном неподалеку от Урука. Если принять последнее, то Умма уже в
ту пору представляла собой могущественное государство, владевшее обширной
территорией.)
Как и Урлума, Иль не придавал слишком большого значения пограничным
соглашениям. Он отказался выполнять обязательства, а когда Энтемена через послов
потребовал у него объяснений и призвал к покорности, заявил претензии
относительно территории Гуэдинны. Как ни запутан составленный летописцами
Энтемены текст (фрагмент, посвященный спорам между Энтеменой и Илем, мы
опустили), можно догадаться, что до войны дело не дошло, перемирие же было
заключено на основании решения, навязанного какой-то третьей стороной —
по-видимому, тем же чужеземным союзником Уммы. Была восстановлена прежняя
граница, но граждане Уммы не понесли никакого наказания: они не только не должны
были выплачивать долги или дань, им даже не пришлось заботиться о снабжении
водой пострадавших от войны земледельческих районов.
Описанные события относятся к одной из войн, которые вел Энтемена. А было их
много: правитель Лагаша хотел сохранить полученное наследство. Чтобы держать в
повиновении зависимые города-государства, ему приходилось вести и
дипломатическую игру. Энтемена, как'и Эанатум, был искусным политиком. Не только
из любви к богам они воздвигали многочисленные храмы. Это была политика: с их
помощью легче было завоевать симпатии граждан, глубоко почитавших своих богов.
Надписи Энтемены повествуют о строительстве храмов для таких богов, как Нанна
(бог луны), Энки, Энлиль. Из этого перечня можно заключить, что власть Унтемены
распространялась на Урук, Эреду, Ниппур и дру-. гие города. О влиянии Энтемены
на ряд городов-государств Шумера говорят и такие факты: в Ниппуре была найдена
семидесятишестисантиметровая миниатюрная диоритовая статуя этого правителя, в
Уруке — надпись о заключении братского союза между Энтеменой и правителем Урука
Лугаль-кингенешдуду и о предпринятом Энтеменой строительстве храма Инанны.
Существует много доказательств того, что Энтемена принимал активное участие в
сооружении каналов не только в своем родном Лагаше, но и за его пределами.
Стремление властвовать над всем Шумером и завоевательная политика преемников
Урнанше дорого обходились его народу, и не только народу. Немалые средства шли
на строительство культовых сооружений вдали от Лагаша. Содержание большой и
хорошо вооруженной армии тоже требовало немалых затрат. Как ни заботились
наследники Урнанше о развитии хозяйства страны, им то и дело приходилось
протягивать руки к богатствам, накопленным храмами. Поэтому, чем активнее
становилась политика энси, стремившихся к гегемонии над Шумером, тем сильнее
беспокоились жрецы. Их интересам и влиянию угрожала все более серьезная
опасность со стороны правителей династии Урнанше, приобретавших все большую
независимость от храмов. Легко вообразить, сколько интриг и заговоров затевалось
жрецами против Эанатума и других представителей династии. Надо сказать, что сын
Энтемены уступал своему отцу как в воинской доблести, так и в дипломатических
способностях. В годы его правления к власти удалось пробраться противникам
династии. До нас дошли сведения о двух жрецах, особенно активно участвовавших в
закулисной борьбе храмов против дворца. В результате этой борьбы «политическая
партия жрецов» возвела на трон своего ставленника Лугальанду. Лугальанда не
присваивал себе титулов, какими украшали свои имена его предшественники. Он
именовался энси Лагаша и вместе со своими сподвижниками занимался только своими
собственными делами. Жрецы стремились как можно скорее возместить убытки,
понесенные в связи с политикой династии Урнанше, придворные торопились
сколачивать состояния. В богатом городе с зажиточным населением было с кого
драть три шкуры.
Как ни старался Лугальанда в своей политике блюсти интересы жрецов, того,
что уже произошло, изменить было нельзя: наряду с храмом возникла мощная
общественно-экономическая сила — княжеский дворец с чудовищно разросшимся
бюрократическим аппаратом. Пока страна воевала, дворцовые чиновники
довольствовались малым, но едва смолк звон оружия, они ринулись на борьбу за
первые места в государстве. Во имя осуществления своих замыслов и ради
достижения собственных корыстных целей они всячески стремились упрочить ту силу,
которая могла противостоять влиянию храма, т. е. княжеский дворец. Как и его
предшественник Энентарзи, Лугальанда — ставленник жрецов — попал под давление с
двух сторон. Создается впечатление, что оппозиционная по отношению к политике
Эанатума — Энтемены группировка по меньшей мере дважды делала ставку на людей,
которые не смогли воспротивиться дворцовой камарилье и устоять перед собственной
алчностью. На основании хозяйственных документов из архива Лагаша мы можем
восстановить социальный облик Лугальанды. Его никак нельзя было назвать
управляющим владениями бога. Это был крупный землевладелец, которому
принадлежали обширные поместья, раскинувшиеся на огромной по тем временам
территории — 161 га. Более того, его супруга Барнамтарра имела собственные
поместья; два из них занимали бб'/зга. Люди, трудившиеся на землях Барнамтарры,
хотя они и не были рабами, в документах названы ее собственностью. Еще совсем
недавно каждый свободный гражданин Шумера принадлежал богу и мог помимо дома и
движимого имущества иметь также рабов. Всё и все, в том числе правители страны,
были собственностью бога, т. е. храма. В документах же из Лагаша правитель и его
жена сами выступают в качестве собственников земель, богатства и даже людей,
трудившихся в их поместьях. Лугальанда и его энергичная супруга от своего
собственного имени осуществляли всевозможные деловые операции, с большим
размахом заключали торговые сделки, тогда как прежде все это находилось в
ведении администрации храмов. Из табличек мы узнаем о подарках, которые довольно
часто получала Барнамтарра, о ее дружбе и торговых связях с супругой правителя
Адаба.
Обогащалась, разумеется, не только княжеская семья. Немало загребали и
дворцовые сановники. Измученные поборами военных лет, когда приходилось
оплачивать великодержавную, говоря современным языком, политику преемников
Урнанше, граждане Лагаша теперь должны были гнуть спины ради быстро
обогащавшихся дворцовых сановников. Естественно, что оппозиционные настроения и
ненависть к дворцу, искусно подогреваемые и используемые жречеством, росли.
Правление Лугальанды не было продолжительным (7— 9 лет). Произошел
насильственный переворот. Был ли он связан с кровопролитием, или это была
«мирная дворцовая революция», неизвестно. Одни исследователи утверждают, что
после переворота Лугальанда был убит, другие — что ему было разрешено дожить
остаток дней в одном из храмов. Относительно Барнамтарры известно, что она
прожила еще два года, в течение которых продолжала вести свои дела, и что ее
общественное положение существенно не изменилось. Происшедший переворот в Лагаше
связан с именем Уруинимгины. Этот человек, через 44 столетия названный «первым в
истории реформатором», до того, как стал правителем страны, был чиновником из
окружения Лугальанды. Какую он занимал должность и к какой партии принадлежал,
мы не знаем.
Среди ученых нет пока единого мнения по вопросу о том, был ли переворот в
Лагаше спровоцирован жречеством, или инициатива исходила от дворцовой оппозиции.
Скорее всего, Уруинимгина был человеком, ненавидевшим зло и несправедливость и
преданным традициям. Ему тяжело было наблюдать, как рушится могущество его
родного города. (Некоторые ученые утверждают, что реформы Уруинимгины далеко не
столь революционны, как это следует из его надписи, а сама надпись скорее
является литературным произведением, чем историческим документом.)
Заняв место Лугальанды, Уруинимгина в течение года именовал себя энси, после
чего присвоил себе титул лугаля (царя). Недолгие годы царствования Уруинимгины
заполнены интенсивным строительством — строятся новые каналы, ремонтируются
старые, реставрируются городские стены, возводятся храмы — и
реформаторско-законодательной деятельностью, о содержании которой мы узнаем из
надписи на так называемом «конусе Уруинимгины». Обнаруженные при раскопках в
Телло документы (до нас дошло несколько конусов с более или менее одинаковым
текстом) представляют собой рассказ о несправедливостях и народном горе и о
попытках исправить зло. Пожалуй, ни в одном документе мы не найдем столь
выразительной и так подробно нарисованной картины жизни шумерского общества.
Этот текст, большинством ученых признанный историческим, можно смело назвать
«гимном доброму правителю».
Рассказ о деятельности Уруинимгины начинается восхвалением этого царя,
построившего храмы с большими кладовыми для покровителя и владыки Лагаша
Нингирсу и его жены богини Бабы. Уруинимгина, кроме того, приказал вырыть канал
в честь богини Нанше. После этого составитель текста рассказывает об извечных
порядках Шумера:
С дней давних, с древнего времени, когда корабельщики-мытари корабли
выставляли, ослов пастухи-мытари выставляли, овец пастухи-мытари выставляли,
сети рыбаки-мытари выставляли, жрецы-шутуг зерно за аренду на [самом] болоте
отмеряли...
Иными словами, жизнь текла по установившимся законам и обычаям, каждый
выполнял свои обязанности и пользовался дарами богов в соответствии с
общепринятыми правилами. После этого летописец, не указывая причин — мы можем
лишь догадываться, что все это случилось в результате политики предшествующих
правителей, — развертывает перед нами мрачную картину зла и несправедливости:
Быки богов огород патеси (энси. — Ред.) обрабатывали. Поле хорошее
богов огородом, местом радости патеси стало. Ослы тягловые, быки в ярма всех
верховных жрецов им впрягались, зерно всех верховных жрецов воины патеси
выдавали...
Как должны были потрясать современников летописца описанные
несправедливости! .
Владения бога Нингирсу и его семьи были захвачены энси и его семьей.
У дома патеси, у поля патеси, у дома жены, у поля жены, у дома детей, у
поля детей контроль был установлен.
Какое кощунство! Какой грех перед богами! Тяжело было гражданам Лагаша
видеть святотатственные поступки энси. Но во сто крат тяжелее для них были
грабительская налоговая политика и самовластие чиновников. За все приходилось
платить. Когда хоронили покойника в гробнице, жрец брал за это 7 кувшинов пива,
420 хлебов, 1/2 меры зерна, 1 одеяние, 1 козленка и 1 ложе; помощник жреца
получал 1/4 меры зерна.
Всюду свирепствовали сборщики налогов. У гребцов они отнимали лодки, у
рыбаков — улов. За разрешение остричь белую овцу нужно было платить в дворцовую
казну серебро. Человек, оказавшийся у власти, быстро сколачивал состояние за
счет своих соотечественников — как бедняков, так и состоятельных граждан.
Чиновники добрались и до храмов. Рассказ о несправедливостях, чинимых по
отношению к храмам, нисколько не похож на метафору, что отчасти затемняет
представление о характере осуществленных Уруинимгиной социальных реформ. Его
приход к власти, разумеется, не был обусловлен тем. что он выступал в качестве
«народного заступника». Вероятнее всего, его поддержали жрецы, ревниво следившие
за ростом дворцовых богатств. Однако, придя к власти, Уруинимгина не оправдал
надежд жрец |