Наряду с рассмотренными выше будничными, бытовыми, до некоторой степени
формальными делами шумерские суды занимались и уголовными преступлениями:
кражами, мошенничествами, убийствами. Обратимся к этой «изнанке жизни»,
отображенной в судебных документах, в особенности в тех, интерпретация которых в
связи с хорошей сохранностью текста оставляет минимальные возможности для
каких-либо сомнений.
Итак, на восьмом году правления царя Амар-Зуэна (2038 г. до н. э.) человек
по имени
Наннакиага, сын Лугальадды, донес энси города... что его обворовали. Тот
[энси] послал с ним Ур-Мами в качестве машкима. Наннакиага отвел его к
тому человеку, которого он подозревал в совершенном преступлении. Однако не было
установлено, что это именно он совершил кражу...
Как много интересной информации содержится уже в первых коротких фразах
этого документа! Мы узнаём, что жалоба была подана непосредственно энси, что
назначенный правителем машким сам вел следствие по этому делу, что следствие не
обнаружило виновника кражи. В следующей, не приведенной здесь, сильно
поврежденной части этой таблички говорится о том, что предполагаемый преступник
предстал перед судом.
Трудно сказать, как обстояло дело в действительности: то ли машким при всем
старании не сумел справиться со своей задачей, то ли обвинение было
необоснованным. Текст второй половины таблички слишком поврежден, чтобы можно
было строить какие-либо предположения. Мы помним, что машкимы выполняли функции
судебных исполнителей, так сказать, «на общественных началах». Неудивительно,
что ведение следствия могло представлять для них известные трудности. Не ставя
под сомнение ни способностей, ни тем более честности Ур-Мами, мы тем не менее
приведем протокол «процесса о ста восьмидесяти овцах», из которого следует, что
в Шумере и среди машкимов встречались люди, нечистые на руку.
Это дело слушалось в городе Умма, на десятом месяце шестого года правления
царя Шу-Суэна.
Некий Наба требовал, чтобы человек по имени Сула-лум вернул ему овец —
предмет их длительного спора. В этой распре судебным исполнителем был некий
Тура-мили. Дело еще не было решено, когда Наба умер. Через какое-то время его
сын подал жалобу губернатору, требуя, чтобы ему вернули отцовскую отару. Энси
поручил ведение следствия другому. В ходе следствия Сулалум хитрил, утверждал,
будто овец было не сто восемьдесят, а всего тридцать и что их куда-то угнал
пастух. Вскоре выяснилось, что пятнадцати овцам «было позволено уйти» в отару
Турамили. Последний же заявил, что эти овцы были его собственностью и что он
только поручил Сулалуму пасти их. По-видимому, на этом следствие закончилось, и
машким передал дело в суд. Свидетели, вызванные в суд в соответствии с шумерской
судебной процедурой, дали показания, противоречившие и тому, что говорил
Сулалум, и тому, что утверждал Турамили. По их словам, овцы принадлежали Набе.
Показания свидетелей подтвердили не только вину Су-лалума, но и вину
Турамили, который еще при жизни Набы был посредником в этом споре. Судебное
разбирательство установило, что машким Турамили подкуплен Сулалумом. Дальнейший
текст поврежден, и приговор суда нам неизвестен. Несомненно одно: суд прежде
всего определил меру наказания машкиму Турамили. Ему пришлось вернуть взятку в
троекратном размере. Кому был вручен этот штраф, к сожалению, неизвестно.
Судебные протоколы из Лагаша рассказывают о процессах, связанных с кражей
крупного рогатого скота, овец, а также различного имущества. Сохранился даже
документ, рассказывающий о судебном разбирательстве по делу о краже лука. Все
эти документы проливают свет не только на особенности шумерского
судопроизводства, но и на повседневную жизнь и заботы древних шумеров. Шумерские
юридические документы, как и другие письменные источники, рассказывают о том,
что составляло богатство шумерского земледельца или скотовода, какие
сельскохозяйственные культуры выращивали древние шумеры и какими владели
профессиями. Возьмем для примера машкимов. На основании судебных протоколов
установлено более десяти профессий, представители которых могли быть назначены
маш-кимами. В их числе писцы, глашатаи, надсмотрщики, воины, музыканты, царские
гонцы, виночерпии, носители трона божества и др. Судебные документы больше, чем
какие-либо другие тексты, дают возможность судить о существовавших в Шумере
социальных отношениях.
Не будем приписывать всем машкимам то, что мы узнали о продажном судебном
исполнителе Турамили. Это лишь мелкий штрих, характеризующий обычаи древнего
Шумера и показывающий несовершенство человеческой природы. Значительно более
интересные и важные данные о том далеком времени мы находим в других судебных
документах, в тех, где речь идет о положении рабов в Шумере. Прежде чем мы
перейдем к судебным протоколам, которые можно объединить под общим названием
«дела о непризнании принадлежности раба его хозяину» — а дела эти заслуживают
особого внимания, — обратимся к документу, к сожалению неполному, касающемуся
«процесса о краже одежды»:
Дитилла. Лухувава, рабыня Ур-Бабы, лекаря, украла платье Бази, сына
Шешшеш, однако потом вернула. «Лу-гальдурду, раб Бази, дал мне его», — сказала
она. В том, что [он] не давал ей платье, Лугальдурду присягнул в храме Нинмара.
Лухувава была отдана Базе, сыну Шешшеш, в качестве рабыни. Сигтуртур, жена
Ур-Бабы, лекаря, и Гуахуш, [его] сын, находились и том месте, где был оглашен
приговор [и где] была принесена присяга.
Содержание сохранившейся части этого документа не требует особых пояснений.
Дело относилось к числу самых простых. Следует отметить любопытную деталь:
рабыня была отдана пострадавшему в качестве компенсации. Очевидно, в Шумере
хозяин нес ответственность за проступки своих рабов. Интересно и то, что при
разборе дела в суде присутствовали члены семьи владельца обвиняемой. Их
присутствие, коль скоро этот факт отмечен в протоколе, по-видимому, объяснялось
не простым любопытством. К сожалению, на основе одного этого документа трудно
установить, как именно отвечали хозяева за проступки своих рабов.
А теперь обратимся к судебным документам, которые явились предметом особенно
пристального внимания юристов, историков и социологов.
Умер Куда, воин царской гвардии, по происхождению аморей. Когда закончилась
траурная церемония — погребальный обряд и принесение жертвенных даров, в доме
усопшего начали делить его имущество. Собрались все наследники и члены семьи
того, кто ушел «в страну без возврата». Пришел и аморит по имени Урлама, царский
гонец, которому правитель поручил проследить за дележом наследства. Ведь
покойный был царским слугой, и при разделе его имущества следовало распределить
между его сыновьями и обязанности отца по отношению к царю. Кроме того, нужно
было определить, какую часть подати каждый из них будет выплачивать. Короче
говоря, и подданные не должны быть в обиде, и дворец не должен пострадать. И тут
выступил раб Ахума, который в присутствии царского посланца и всей семьи
умершего заявил: «Я не раб». Ему не поверили, и Ахума был отдан одному из
сыновей Куды — Урбагаре.
Это произошло в предпоследнем году правления царя Шульги. Ахума не смирился.
Через шесть лет, в пятом году правления царя Амар-Зуэна, этот раб предстал перед
судом. В судебных архивах города Лагаша сохранился следующий протокол судебного
заседания:
Дитилла. Ахума, сын Лумарза, показал: «Я не раб Куды, царского воина». В
том, что он был рабом Куды, в том, что при дележе имущества Куды между сыновьями
куды этот раб достался Урбагаре, в том, что Ахума тогда заявил: «Я не раб Куды»,
однако хозяином этого раба стал Урбагара, — в этом присягнули Урлама, царский
посланец, и Урбагара, сын Куды, царского воина. Ахума был закреплен за Урбагарой
в качестве его раба... сын Аллы был при этом машкимом. Алламу, Луэбгала и
Лудингирра были судьями на этом процессе. Год, когда вступил в должность
верховный жрец богини Инанны.
Правда ли, что Ахума не был рабом, или он просто пытался освободиться от
власти наследника Куды, трудно сказать. Во всяком случае, это был, по-видимому,
человек сильной воли и большого упорства, потому что на пятом году царствования
уже Шу-Суэна снова состоялся судебный процесс, в результате которого суд вынес
следующее решение:
Дитилла. Ахума, раб Куды, царского воина, предстал перед судьями и
заявил: «Я не раб». В том, что он три года прожил в доме Куды, в том, что после
смерти Куды, пятнадцать лет назад он был отдан Урбагаре — в этом присягнул
Сипакагина, сын Куды. В том, что Ахума при разделе имущества Куды заявил: «Я не
раб», — в этом присягнул Урлама, царский посланец, который занимался разделом
имущества Куды между его наследниками. Ахума, признанный рабом, был отдан
Урбагаре, сыну Куды. Урсагуба, брат Ахумы, присутствовал при вынесении
приговора. Урлама, сын Луму, был при том машкимом. Лушара, Луэбгала и
Ур-Сатарана были судьями на этом процессе. Год после того года, когда были
воздвигнуты стены Марту.
Какова была дальнейшая судьба Ахумы, выступил ли он еще раз со своим
сакраментальным заявлением: «Я не раб» — неизвестно. Пятнадцать лет длилась
распря между рабом и его господином. Интересная деталь: раб в Шумере имел право
обращаться в суд, подавать жалобу на своего хозяина! Триста лет спустя один из
законов кодекса Хаммурапи (§ 282) устанавливал другой порядок; рабу, который
отказывался от своего господина, отрезали ухо. Последующие поколения
рабовладельцев вели все более решительное наступление на права рабов, так что в
Древнем Риме раб уже стал вещью, существом, лишенным каких-либо прав. Как далеки
от этого шумерские законы, гуманность которых, пусть продиктованная
экономическими соображениями, не подлежит сомнению.
Дело раба Ахумы не было чем-то исключительным. Об этом говорит множество
табличек из судебных архивов в Лагаше. Так, раб Харнабубу предстал перед судом
города Умма и, сославшись на то, что его отец был освобожден, отрицал право
своего господина считать его своим рабом. На шестом году царствования Шу-Суэна
некий Шешкала произнес в суде уже знакомую нам сакраментальную фразу: «Я не раб
Урсахарабабы». Приглашенные Урсахарабабой свидетели подтвердили под присягой,
что Шешкала является сыном Урламы и что последний в качестве раба получал от
управляющего хозяйством отца Урсахарабабы паек в виде зерна и шерсти. На этом
основании суд отклонил жалобу Шешкалы.
«В год после того года, когда был разрушен город Симу-рум», т. е. на
четвертом году правления царя Шу-Суэна, в городе Нина слушалось дело женщины по
имени Папа, заявившей, что ни она, ни ее дочь, ни некая Гемегигунна не являются
рабынями своих хозяев. История этого процесса очень любопытна и заслуживает
того, чтобы о ней рассказать. Из текста судебного протокола мы узнаём, что рыбак
Урмеш обокрал рыбака по имени Шульги-лугаль. Совершив кражу, Урмеш бежал,
пострадавшему же в виде компенсации были отданы в рабство жена, дочь и рабыня
преступника. Это было совершено во имя закона и согласно решению суда. Между тем
Шульги-лугаль, попав в затруднительное финансовое положение, взял у Лугалимаха и
Лумагуры какую-то сумму денег под залог этих трех женщин. Оба кредитора
Шульги-лугаля, являвшиеся, в свою очередь, должниками некоего Лугула, решили
отдать своему кредитору этих трех женщин в качестве рабынь. Вот тут-то у Папы,
по-видимому, лопнуло терпение. Это ли сыграло роль, или имелись какие-то другие
причины, во всяком случае, Папа предстала перед судом, отрицая право Лугула на
нее, ее дочь и рабыню. Судебная коллегия из двух судей вызвала свидетелей. После
выяснения обстоятельств, при которых три женщины попали в рабство, суд
подтвердил право собственности на них Лугула.
На основе приведенных судебных документов может создаться впечатление, будто
подобные жалобы рабов никогда не давали положительного результата. На самом деле
это не так. На третьем году царствования Шу-Суэна четверо судей рассматривали
сложное дело Урсагубы, которого считали своим рабом два брата — Лу-Баба и
Лу-Нингирсу, сыновья человека по имени Ух. Суд установил, что Урсагуба когда-то
действительно был рабом Уха, однако сыновья последнего освободили его, применив
формулу: «Он должен быть признан сыном человека». Таким образом, сыновья Уха не
только превратили раба в свободного человека, но и признали его внебрачным сыном
своего отца. С момента произнесения приведенной формулы бывший раб получал
право, так же как его братья, наследовать имущество их отца. По-видимому,
сыновья Уха через какое-то время раскаялись в своем поступке, возможно, им стало
жаль имущества, которое они должны были отдать своему сводному брату, но, как бы
то ни было, процесс закончился не в их пользу. Свидетели подтвердили, что
Урсагуба был освобожден. На основании этих показаний, данных под присягой, судьи
признали Ур-сагубу и его детей людьми «свободными».
Что можно сказать о рабовладении и положении рабов в Шумере на основании
судебных документов и других письменных памятников?
В начальный период истории Шумера рабы были немногочисленны и, как правило,
принадлежали к этнически чуждым группам. С течением времени количество рабов
растет. Наряду с храмовыми и царскими рабами появляются рабы, принадлежащие
частным лицам. Шумеры начали покупать рабов, которые считались «движимым
имуществом», еще до того, как возникла купля-продажа земли. Стоимость раба в
эпоху господства аккадской династии не превышала стоимости рабочего скота-вола
или осла. Рабовладелец распоряжался жизнью раба. Беглого раба после поимки
заковывали в кандалы. С другой стороны, раб, необходимый в хозяйстве считался
почти членом семьи. Хозяин заботился о его здоровье, т. е. работоспособности. Не
следует забывать также о том, что иногда родители отдавали в рабство своих детей
на какое-то время в качестве компенсации за неоплаченный долг. Хозяин нес
ответственность за жизнь и здоровье такого раба.
Документы конца III тысячелетия убедительно свидетельствуют о том, что раб в
Шумере находился в лучшем положении, чем в других странах. Одно то, что раб мог
пытаться изменить свое социальное положение или выступать против своего
господина, говорит о многом. Вспомним еще раз слова из «Гимна Гудеа»: в день
праздника раб становился равным своему господину.
Многочисленные судебные протоколы свидетельствуют о том, что в древнем
Шумере нередко совершались попытки нарушить закон. Например, отцы дважды
продавали своих детей. В этих случаях решать вопрос о том, кому принадлежит раб,
должен был суд. Так поступил некий Ур-Сатарана, продавший купцу Лушеде за 2 5
сикля серебра свою дочь Ишагу. Девушка прожила в доме Лушеды восемнадцать лет,
как вдруг явился писец Намхани с требованием, чтобы ему выдали Ишагу так как он
заплатил за нее ее отцу. Суд установил, что Ур-Сатарана дважды продал свою дочь,
вследствие чего «был признан преступником». К сожалению, мы не знаем, какое он
понес наказание.
Существуют свидетельства того, что продать в рабство свободного человека
можно было только с согласия правителя или его наместника. Это правило
предположительно касалось только продажи родителями взрослых детей и не
распространялось на случаи продажи малолетних.
Эту главу мы начали изложением процесса об убийстве, совершенном через сто
лет после падения Шумера. Значит ли это, что в самом Шумере не было убийств или
что такие дела не рассматривались в шумерских судах? Разумеется, нет. Однако
сложилось так, что среди расшифрованных и опубликованных до настоящего времени
табличек с протоколами судебных заседаний дел об убийствах очень мало. И все же
мы закончим наш рассказ о законодательстве, судопроизводстве и обычаях шумеров в
эпоху третьей династии Ура описанием тех документов, в которых речь идет об этом
тягчайшем преступлении.
Перед нами документ, касающийся права собственности на раба в связи с
совершившимся убийством:
Дитилла. То, что Кули, сын Ур-Эанны, убил Баба-му, музыканта, было
установлено перед великим наместником. Поскольку и Кули был убит, его имущество,
и его жена, и его дочь были переданы сыновьям Бабаму. Комиссаром при этом был
Лугирсу. На пятый год жена и дочь Кули бежали от сыновей Бабаму, однако сыновья
Бабаму их схватили. Потом они отрицали перед судьями то, что они являются
рабынями. Лугирсу, судебный исполнитель великого наместника, дал свои пояснения.
Жена и дочь Кули были отданы сыновьям Бабаму в качестве рабынь...
Первая часть протокола — изложение обстоятельств, предшествовавших событиям,
которые явились предметом судебного разбирательства, — вызвала много споров
среди ученых. Кули убил музыканта Бабаму и был убит сам. Как это следует
понимать? Некоторые исследователи, например один из ведущих специалистов по
судебным текстам, Б. Зигель, утверждают, что Кули был приговорен и казнен за
совершенное им преступление. Другие, в частности
А. Фалькенштейн, тщательно изучивший огромное количество протоколов из
архивов Лагаша, отрицают возможность казни по приговору суда. Фалькенштейн и
другие считают, что, если бы смерть Кули явилась результатом приведения в
исполнение судебного приговора, это было бы оговорено в описываемом протоколе.
Смерть Кули не явилась следствием совершенного им преступления. Поскольку
преступник не мог сам рассчитаться за содеянное, сыновья убитого в качестве
компенсации получили имущество умершего убийцы, а также его жену и дочь. Таким
образом, правосудие восторжествовало. Нельзя предполагать здесь и кровавую месть
со стороны семьи убитого: в этом случае имущество и семья убийцы не были бы
отданы наследникам убитого.
Приведем еще два документа, содержащие отголоски убийств, совершенных четыре
тысячи лет назад. Из этих документов мы можем почерпнуть интересные сведения о
процедуре дознания. В одном из сводных документов, содержащих краткое изложение
нескольких протоколов расследований, проведенных властями в небольших селениях и
переданных на рассмотрение судьи, читаем:
Сагиша, жена Лугальмеа, показала: «Урдумузида убил Лугальмеа, моего
мужа». Урдумузида представил свидетелей, что он этого человека не убивал.
Из этого документа явствует, что шумерским законодателям было известно
понятие «алиби». Жаль, что мы не знаем, чем закончилось это судебное
разбирательство! Хотя можно не сомневаться, что, если свидетели Урдумузиды
подтвердили под присягой невиновность обвиняемого, он не понес наказания.
«Вещественное доказательство», «самооборона» — эти понятия также были
известны шумерским законодателям. Об этом свидетельствует следующий фрагмент
только что цитированного сводного документа:
Гузани убил Кали. Гузани был допрошен. Он показал: «Сначала Кали ударил
меня вот этим крюком». Он доказал, что произошла словесная перебранка.
На основании этого краткого протокола предварительного следствия можно
сделать следующие, весьма правдоподобные выводы: Гузани, по-видимому,
продемонстрировал ведущему следствие машкиму крюк, которым его ударил убитый.
Убийца не только представил вещественное доказательство, но и убедил следствие —
по-видимому, с помощью свидетелей, — что его противник, раздраженный
перебранкой, набросился на него, вследствие чего убийце пришлось обороняться.
«Судебная хроника» Лагаша — это расцвеченное всеми красками зеркало
повседневной жизни шумеров эпохи третьей династии Ура. Она повествует о заботах
и печалях, надеждах и неудачах, драмах и трагедиях людей, создавших четыре
тысячи лет назад высокоорганизованное общество. Из постановлений и приговоров
шумерских судей складывается мозаика человеческих судеб, они раскрывают перед
нами интимнейшие и вместе с тем общечеловеческие проблемы, в них реализуются
декларации богов и царей о справедливости и защите слабых, об охране порядка.
Юридические документы древнего Шумера рассказывают нам о высоком уровне
шумерской юрисдикции, об уважении к законности, о заботе об общественном
порядке, при котором каждый человек имеет строго определенные обязанности и
гарантированные права, на страже которых стоит государство. Покровительница
правосудия богиня Нанше, которая могла «утешить сироту, утешить вдову,
превратить сильного в слабого», имела все основания гордиться тем, как, исполняя
волю великих и всемогущих богов, выполняя предписания царей, вершили суд
шумерские судьи. |