 Нельзя сказать, что карьера человека в Шумере целиком зависела от
происхождения, хотя, разумеется, сыновьям придворных всегда был открыт путь к
почестям и высоким должностям в царских дворцах или храмах. Сыновья купцов
наследовали их имущество и торговые предприятия и продолжали вести их дела. От
отца к сыну, как правило, переходили ремесленные мастерские, земельные владения
и пр. Существовали традиционные для той или иной семьи профессии, благодаря чему
отец мог передать сыну приобретенные им самим и унаследованные от отца опыт и
знания. Вместе с тем, как свидетельствуют письменные документы, дворцовым
чиновником нередко становился сын человека, далекого от двора. Но при одном
условии: он должен был получить образование. А это было тяжелым и дорогостоящим
делом.
Для управления четко налаженной государственной машиной, а также
централизованным хозяйством требовался огромный штат чиновников, умеющих читать
и писать, знакомых с действующими законами, сведущих в тех областях
административной или хозяйственной жизни, которые им поручались. Например,
управляющий-садовод или мастер-кузнец обязаны были не только знать технику
ведения хозяйственной отчетности и уметь руководить людьми, но и разбираться в
особенностях производства — в садоводстве или технологии обработки металла (в
нашем примере), знать агрономию, физику, химию, т. е. быть для того времени
широко образованным человеком.
Основная задача шумерской школы — это обучение сложному искусству письма.
Однако ученики шумерских школ получали там гораздо больше, нежели простое умение
владеть тростниковой палочкой. Писцами в прямом смысле этого слова, которые
пользовались в Шумере чрезвычайно большим уважением и составляли
привилегированную общественную группу, несомненно, становилась лишь часть
выпускников многочисленных, как о том свидетельствуют археологические раскопки,
школ. В Шумере существовали различные школы с различной программой обучения.
Было бы неверно, как это делают некоторые исследователи, считать, что в
шумерских школах обучались только письму, умению фиксировать мысли и события.
Вспомним литературный текст, названный нами «Календарь земледельца». Трудно
представить себе, чтобы автором оригинала мог быть человек, не обучавшийся
агротехнике. Точно так же трудно допустить, что люди, руководившие
строительством огромных храмов, не получили необходимых знаний в области
математики и архитектуры. От прилежания, способностей и трудолюбия ученика, а
также от возможности платить за обучение зависело, на какой стадии он закончит
свое образование, остановится ли он на механическом переписывании текстов или
сделается судебным писцом, т. е. человеком, сведущим в области законодательства,
жрецом в храме, постигшим движение небесных тел, врачом, изучившим воздействие
на человеческий организм трав и минералов. При этом само по себе умение красиво
и быстро писать высоко ценилось в Шумере, и обучение этому являлось основной
задачей шумерской школы. Как гласит изречение,
«Только тот настоящий писец, чья рука не отстает от уст».
История школьного образования в Шумере почти столь же древняя, как история
самой этой страны. Так называемые школьные тексты появились одновременно с
древнейшими письменными памятниками. Среди табличек, обнаруженных в развалинах
Ура и относящихся приблизительно к XXVIII—XXVII вв. до н. э., оказались сотни
учебных текстов с упражнениями, выполненными учениками во время уроков.
Обнаружено множество учебных табличек с перечнями богов, всевозможных рыб и
растений. Удельный вес этого рода документов в эпиграфическом материале очень
велик, о чем свидетельствует, например, коллекция Берлинского музея, где из 235
табличек, раскопанных в Шуруппаке и относящихся к первой половине III
тысячелетия, 80 представляют собой «школьные тексты». Там и списки богов, и
перечни должностей и званий, и наименования диких и домашних животных, рыб и
птиц. Таблички из Шуруппака ценны еще и тем, что на многих из них значатся имена
писцов — составителей табличек. Ученые прочитали 43 имени. На школьных табличках
также проставлены имена тех, кто их изготовил. Имена авторов этих первых в
истории человечества учебников были известны и хранились в памяти людей на
протяжении веков. Копии этих текстов, выполненные спустя несколько столетий,
содержат ссылки на них.
Много внимания в шумерских школах уделялось математике. Наряду с табличками,
по которым шумерские школьники обучались умению записывать числа, до нас дошли
таблички с расчетами вместимости сосудов различного объема, с упражнениями и
задачами на вычисление различных величин, площади поверхности полей и пр.
Большинство учеников шумерских школ происходило из зажиточных семей, имевших
возможность платить за обучение, а также обходиться без участия детей в
хозяйственной жизни. Немецкий ученый Николаус Шнейдер изучил тысячи
хозяйственных и административных табличек, на которых писцы начертали свои имена
и рядом со своими именами проставили имена своих отцов, их профессию или род
занятий. Шнейдер установил, что отцами писцов были правители, «отцы города»,
придворные, управляющие храмами, военачальники, капитаны судов, высшие налоговые
чиновники, жрецы и чиновники различных рангов, писцы, ремесленники, купцы и т.
д. К сожалению, не все писцы приводили подобные данные о себе, поэтому не
исключено, что писцами «низшей категории», т. е. менее квалифицированными, могли
стать люди, у которых не хватало средств на то, чтобы пройти полный многолетний
курс обучения. Мы также не можем решительно, как это делают некоторые
исследователи, утверждать, что в шумерских школах обучались только мальчики, на
основании того, что среди подписей писцов отсутствуют имена женщин. Возможно,
что женщины не становились профессиональными писцами, но среди них, особенно
среди жриц высшего ранга, вполне могли быть образованные и просвещенные люди.
Процесс обучения, как мы представляем его на основании археологических
находок и ценнейших текстов, посвященных школьным будням, начинался с овладения
техникой изготовления глиняной таблички и тростниковой палочки. Затем наступало
время усвоения первых знаков. До нас дошло множество табличек с первыми
беспомощными каллиграфическими опытами «первоклассников». Позднее ученикам
предстояло овладеть различными отраслями знания, тем, что мы назвали бы
богословием, языкознанием, ботаникой, минералогией, зоологией, географией,
астрономией, математикой, ихтиологией, а также грамматикой и стилистикой. Во
второй половине III тысячелетия, когда семиты Аккада завоевали Шумер и Шумер
превратился в «двуязычное» государство, возникла необходимость в составлении
словарей. Появились первые словари, в большом количестве обнаруженные при
раскопках. Эти «словари» существенно помогли прочтению и интерпретации шумерских
текстов. В эпоху третьей династии Ура многие ученики шумерских школ принадлежали
к нешумерской части населения этой страны, о чем определенно свидетельствует
изречение: «Это слуга, который изучал шумерский язык». Это изречение подводит к
еще одному выводу: возможно, что в шумерских школах обучались не только дети
состоятельных родителей.
Во главе школы — «эдуббы» («дома табличек») — стояли «уммиа» — наставник и
его помощник — «старший брат». Руководителю школы, а также персоналу
«педагогов», в том числе «владеющему хлыстом» (очевидно, надзирателю,
отвечавшему за дисциплину в школе), была поручена опека над учениками. Обучение
продолжалось много лет, ребенок успевал превратиться в мужчину, но тот, кто все
выдерживал, проявляя достаточные способности, мог рассчитывать на высокую
должность, почет и богатство.
Бесценным источником знаний о повседневной жизни шумерской школы и ее
учеников является текст, относящийся приблизительно к 2000 г. до н. э., ко
времени правления третьей династии Ура. Судя по тому, что обнаружено более
двадцати копий этого документа, он пользовался популярностью и получил широкое
распространение. Более сорока лет упорного труда потребовалось на то, чтобы
прочесть и перевести многочисленные отрывки, из которых постепенно было
составлено произведение в целом. Над этим текстом работали Гуго Радау и Стефен
Лэнгдон, Эдвард Киэра и Анри де Женуяк, Торкильд Якобсен и Бенно Лан-дсбергер,
Адам Фалькенштейн и Сэмюэл Крамер. Последний практически полностью восстановил и
интерпретировал текст, который мы назовем «Жизнь школы».
Автор этого произведения неизвестен. Крамер предполагает, что им был один из
«педагогов» «дома табличек». Фалькенштейн считает, что это был скорее один из
одаренных старших учеников, который с юмором написал задание на тему «Мой день в
школе и дома». Впрочем, послушаем рассказ о делах и днях анонимного «сына дома
табличек».
— Ученик, куда ходил ты с раннего утра?
— Я ходил в школу.
— Что ты делал в школе?
— Я пересказал наизусть мою табличку, я позавтракал, я приготовил новую
табличку, я стал писать ее, я ее закончил...
Из школы я вернулся домой, я вошел в дом, где сидел мой отец. Я рассказал
отцу о моем письменном задании, потом прочитал ему наизусть свою табличку, и
отец мой возрадовался...
...Когда я проснулся рано утром, я обратился к матери и сказал ей: «Дай
мой завтрак, мне нужно идти в школу». Моя мать дала мне две «булочки», и я вышел
из дому; моя мать дала мне две «булочки», и я отправился в школу.
В школе наставник сказал мне: «Почему ты опоздал?» В страхе, с бьющимся
сердцем предстал я перед учителем и почтительно поклонился.
Однако описываемый день, как видно, был черным днем для нашего ученика, о
чем свидетельствуют последующие строки. Ему досталось от учителей и за болтовню,
и за то, что встал с места во время урока, и за то, что вышел за ворота школы.
Рассказав отцу о всех своих неприятностях, сын попросил его пригласить
учителя в дом, чтобы задобрить его подарками. Отец внял словам своего сына.
Учителя пригласили в гости и, когда он вошел в дом, посадили на почетное место.
Ученик стал ему прислуживать и хлопотать вокруг него и показывал отцу свои
достижения в искусстве письма на табличках. Его отец хорошо угостил гостя,
облачил его в новое одеяние, преподнес ему подарок, надел ему на палец кольцо.
Обрадованный учитель обратился к ученику с такими словами:
«Юноша, ты не презрел мои слова и не забыл их — да сумеешь ты достигнуть
совершенства в искусстве письма и постичь все его тонкости!.. Да будешь ты
лучшим среди братьев своих и главным среди друзей своих, да займешь ты первое
место среди всех учеников!.. Ты хорошо учился в школе, и вот ты стал ученым
человеком».
Приведенный текст не только повествует о школьных буднях и о методах
обучения, но и содержит множество сведений, касающихся обычаев древнего Шумера.
Очевидно, преподносить подарки учителям не считалось в Шумере зазорным. Это был
не подкуп и не взятка, каравшиеся, как мы в этом убедимся позднее, а способ
выражения благодарности.
Рассказ о шумерской школе дошел до нас в нескольких вариантах. В одном из
них ученик хвалит своих учителей за то, что они научили его вычислять площадь
полей всевозможной конфигурации; за то, что благодаря им он может без труда
произвести все расчеты по строительству домов, рытью каналов и т. п.; за то, что
он знает, как следует вести себя, чтобы достичь в жизни определенной цели.
В другом варианте содержится интереснейшая, прежде нигде не встречавшаяся
информация о свободных от обучения днях. Приведем соответствующий фрагмент:
Вот подсчет моего месячного пребывания в школе:
три дня отдыха каждый месяц
и три дня праздников каждый месяц,
и двадцать четыре дня каждого месяца
я провожу в школе, двадцать четыре долгих дня.
К сожалению, установить, что это за три дня праздников каждый месяц, не
удалось. Были ли это дни торжественной встречи «молодой луны», или они были
связаны с чем-то другим, неизвестно. Одно не подлежит сомнению: шумерские
школьники очень радовались этим шести свободным дням.
Вряд ли мы можем считать этот текст, получивший в древнем Шумере широкое
распространение, ученической работой. Думается, это учебная табличка — текст для
чтения, по которому шумерские школьники учились читать, писать и с уважением
относиться к школе, к учителям и науке.
Вопросы «педагогики» и школьной жизни затронуты в целом ряде шумерских
произведений. До нас дошли, например, диспуты между надзирателем и писцом, между
двумя «людьми школы», которые осыпают друг друга бранными словами;
нравоучительный рассказ «Писец и его непутевый сын», содержание которого
показывает, что воспитание юношества, удержание молодых людей в рамках
общественного порядка и дисциплины давалось шумерам нелегко. Если судить по
литературным произведениям, отцы не скупились на нравоучения. Так, Шуруппак,
правитель города того же названия, отец легендарного Зиусудры, мудрец, «который
произносит слова мудрости», в обширном сочинении, названном современными учеными
«Наставления Шуруппака его сыну Зиусудре», говорит:
Сын мой, я хочу тебя наставить, внемли моим наставлениям,
Зиусудра, я скажу тебе слово, выслушай его со вниманием,
не пренебрегай моими поучениями,
не нарушай сказанного мной слова,
поучения отца ценны, вбей это себе в голову...
Далее Шуруппак говорит своему сыну о том, что человек не должен ссориться с
другими людьми или быть двуличным; не должен покушаться на чужую собственность;
старшего брата или сестру следует почитать, как отца и мать; не следует
путешествовать в одиночестве или вступать в плотские связи со служанками... В
этом тексте, если только он правильно интерпретирован, содержатся и практические
советы, и нравственные нормы, «заповеди». Так, Шуруппак высказывает суждения
относительно лгунов, богачей, склочников, он говорит о любви и ненависти, о
добре и зле.
Беседа писца с непутевым сыном в отличие от «Наставлений Шуруппака» содержит
несколько сюжетных линий. Здесь речь идет об обычаях и нравственных идеалах, а
также об определенных педагогических принципах. После короткого вступления,
имеющего форму диалога, сын, чтобы показать отцу, что он внимательно слушает и
запоминает наставления, повторяет каждую его фразу:
— Куда ты ходил?
— Я никуда не ходил.
— Если ты никуда не ходил, почему ты бездельничаешь? Ступай в школу,
стань перед «отцом школы», расскажи ему заданный урок, открой свою школьную
сумку, пиши свою табличку, и пусть «старший брат» напишет для тебя новую
табличку. Когда закончишь урок и покажешь наставнику, возвращайся ко мне, не
болтайся на улице. Ты понял, что я тебе сказал?
— Я понял и могу повторить.
— Тогда повтори.
— Сейчас повторю...
Сын все повторил, после чего отец произнес длинный монолог:
— Послушай, будь же мужчиной. Не стой на площадях, не разгуливай по
садам. Когда идешь по улице, не гляди по сторонам. Будь почтителен, трепещи
перед своим наставником. Когда наставник увидит в глазах твоих страх, он полюбит
тебя... Ты, бродящий без дела по людным площадям, хотел бы ты достигнуть успеха?
Тогда взгляни на поколения, которые были до тебя. Ступай в школу, это принесет
тебе благо. Сын мой, взгляни на предшествующие поколения, спроси у них совета.
Упрямец, с коего я не спускаю глаз, — я не был бы мужчиной, если бы не следил за
своим сыном, — я говорил со своей родней, я сравнил наших родственников между
собой, и нет среди них ни одного, похожего на тебя.
То, о чем я тебе сейчас скажу, обращает слепца в мудреца, останавливает
змею, словно по волшебству... Ты изнурил мое сердце, и я отдалился от тебя и не
обращал внимания на твои страхи и ропот; нет, я не обращал внимания на твои
страхи и ропот. Из-за твоих жалоб, да, из-за твоих жалоб я гневался на тебя, да,
я гневался на тебя. Из-за того, что ты ведешь себя не так, как подобает
человеку, сердце мое было как бы опалено злым ветром. Своим ропотом ты довел
меня до края могилы.
Ни разу в жизни не заставлял я тебя носить тростник в зарослях.
Тростниковые стебли, которые носят юноши и дети, ни разу в жизни ты не носил их.
Никогда не говорил я тебе: «Следуй за моими караванами!» Никогда не посылал я
тебя на работу — пахать мое поле. Никогда я не посылал тебя на работу — мотыжить
мое поле. Никогда я не посылал тебя работать в поле. Ни разу в жизни не сказал я
тебе: «Ступай работать, помогай мне!»
Другие, подобные тебе, работают, помогают родителям. Если бы ты поговорил
с родственниками, если бы ты ценил их, ты бы постарался их превзойти. Каждый из
них выращивает по 10 кур ячменя, даже самые юные выращивают для своих отцов по
10 кур каждый. Они умножали ячмень для отцов своих, снабжали их ячменем, маслом
и шерстью. Ты же, ты — мужчина лишь по своему упрямству, но по сравнению с ними
ты вовсе не мужчина. Конечно, ты не трудишься, как они, ведь они сыновья отцов,
которые заставляют своих сыновей трудиться, а я не заставлял тебя работать
подобно им.
Упрямец, вводящий меня в гнев, — но какой человек может всерьез гневаться
на своего сына? — я говорил со своей родней и увидел нечто доселе не замеченное.
Слова, которые я скажу тебе, — бойся их и будь настороже, слушай внимательно.
Твой коллега, твой соученик — ты не сумел его оценить. Почему ты не стараешься
его превзойти? Твой приятель, твой товарищ — ты не сумел его оценить. Почему ты
не стараешься его превзойти? Старайся' сравниться со своим старшим братом. Среди
всех людских ремесел в нашей стране, сколько их ни определил [ни создал] Энки
[бог искусств и ремесел], нет ничего труднее искусства писца, им созданного.
Ведь если бы не песнь [поэзия] — а сердце песни так далеко, как далеки берега
морские и берега дальних каналов, — ты бы не стал слушать моих советов, а я бы
не смог передать тебе мудрость моего отца. Так распорядился судьбой человеческой
Энлиль: да продолжит сын труды отца своего!
Ночью и днем я терзаюсь из-за тебя. Ночи и дни ты расточаешь в поисках
наслаждения. Ты накопил много сокровищ, ты раздался, стал толстым, большим,
широкоплечим, сильным и важным. Но весь твой род терпеливо ожидает, когда
обрушится на тебя беда, и все будут этому радоваться, ибо ты не стремишься стать
человеком.
Дальше, как и в тексте «Наставлений Шуруппака», следуют трудные для
понимания пословицы и поговорки, в которых отец апеллирует к опыту минувших
поколений.
Главной причиной горя отца является нежелание сына ходить в школу. Отец
обвиняет его в неблагодарности: ведь ему созданы идеальные условия для учения, а
он, вместо того чтобы учиться, слоняется по улицам, тратит время на всякие
пустяки. Отца удручает то, что его сын не желает, в соответствии с традицией и
божественными установлениями, продолжить дело отца, унаследовать после него
палочку для письма, стать писцом. Ведь с наукой, с духовными ценностями не могут
сравниться никакие материальные блага. Отец напоминает сыну, что основы его
материального благополучия не могут быть прочны, поскольку они не опираются на
науку, на знания, которых никто не в силах отнять у человека.
Четыре тысячи лет отделяют нас от того времени, когда было создано это
произведение. Как мало изменились люди — и отцы и сыновья — за эти сорок
столетий! Диалог между зрелой мудростью и своевольной, непокорной, желающей
незамедлительно достичь всего юностью длится и сейчас. И не был бы наш шумерский
писец отцом, если бы свою речь, полную горечи и гнева, не закончил словами
надежды и благословением. Заключительная часть представляет собой отцовское
благословение:
От недруга твоего, который желает тебе зла, да спасет тебя бог твой
Нанна.
От нападающего на тебя да спасет тебя бог твой Нанна.
Да осенит тебя человечность, да проникнет она тебе
в голову и в сердце,
Да услышат тебя мудрецы города,
Да будет имя твое прославлено в городе,
Да назовет тебя бог твой счастливым именем,
Да пребудет с тобой милость бога твоего Нанны.
И да пребудет с тобой благословение богини Нингаль!
Обучение в шумерской школе было долгим — нелегко было овладеть искусством
письма. Первоначально одним знаком обозначалось целое слово, и их насчитывалось
около 2000. Когда знаки приобрели фонетическое значение, их стало около 600. В
зависимости от назначения надписи, ее характера, материала, который
использовался для письма, были различны и размеры клинописных знаков — от
монументальных, с большим искусством высеченных на камне, какие мы видим,
например, на статуе Гудеа, до крошечных значков, при помощи которых на
трех-четырехсантиметровой глиняной табличке размещался пространный текст
хозяйственного содержания. Об уровне мастерства шумерских писцов говорит,
например, тот факт, что на полоске глины шириной в 1 см они ухитрялись
разместить три строчки текста.
Шумеры умели записывать числа — целые и дроби. Судя по школьным табличкам из
городов Южного Двуречья, посвященным математике, искусство счета, которым
владели шумеры, вышло далеко за пределы четырех арифметических действий.
Шумерские ученые решали чрезвычайно сложные алгебраические и геометрические
задачи. Таблички, найденные в различных поселениях и относящиеся к разным
эпохам, свидетельствуют о том, что достижения шумеров в этой области, забытые в
последующие века, были очень велики.
Овладев искусством письма, чтения и счета, наиболее настойчивые и способные
«сыновья школы» переходили к своего рода специализации. Одни углубляли свои
познания в области стилистики и грамматики, изучали литературу и сами
становились авторами песен и гимнов, эпических поэм и афоризмов, притч и
исторических хроник. Другие, овладев тайнами математики, посвящали себя
строительному делу и архитектуре, строительству кораблей, каналов и пр. Третьи
занимали должности в административном аппарате, руководили хозяйством страны.
Большая часть шумерских ученых, несомненно, происходила из жреческого
сословия. Согласно традиции, они наследовали должности и обязанности своих
отцов. Но ряды служителей богов пополнялись и за счет способных молодых людей,
прошедших разные ступени приобщения к тайнам различных наук, овладевших
знаниями, недоступными их светским коллегам. Они постигли искусство заклинаний,
ворожбу, умели предсказывать судьбу по внутренностям животных и движению
небесных тел и многое другое. Зарождались основы астрономии, а вместе с ними
развивалась астрология; рядом с медициной процветали магия, лечение при помощи
волшебства, заклинаний и заговоров. Жрецы зорко охраняли свои тайны, особенно
после того, как храмы утратили полноту власти в стране. С момента эмансипации
дворца, когда секуляризировавшаяся царская и княжеская власть превратилась в
самостоятельную политическую и экономическую силу, жречество могло сохранить
свое влияние в обществе только благодаря усложнению культовых обрядов, путем
закрепления в народе и у правителей убеждения в том, что лишь посвященные могут
выступать посредниками между смертными и богами, только они могут отвратить злые
силы, отогнать бесчисленных демонов. И храмам удавалось добиться этого. Примером
может служить хотя бы Ниппур, город, с военной точки зрения не игравший
сколько-нибудь существенной роли, но являвшийся религиозным и культурным
центром, где решался вопрос о том, кто будет во имя Энлиля править страной. |