Уже на примере Хахапи и Петосарапи-Дионисия мы могли видеть характерную сторону этой эпохи — смешение культур и национальностей. Многочисленные памятники, по мере удаления от фараоновского времени, все более и более обнаруживают двойные имена, а также греков и затем римлян, молящихся египетским богам и исповедующих туземную религию: египетские культы всегда были почтенны в глазах греков и семитов, а потом стали распространяться и за пределы Нильской долины. И египтяне не чуждались греческих богов, они сочувствовали сопоставлению их со своими — даже в официальном розеттском декрете имена богов в греческой версии приводятся то в египетской, то в греческой форме (Гефест вместо Пта, Гермес вместо Тот). Если на это шли жрецы, то народ, уже и раньше склонный к синкретизмам, освоился с этими сопоставлениями, так что для нас весьма трудно при упоминаниях греческих имен божеств решить, какой бог имеется в виду, если, конечно, дело не идет о таких городах, как Александрия и Навкратис. Получилась объединенная греко-египетская религия, для поощрения которой еще при Птолемее I был введен культ Сараписа, первоначально имевший целью дать бога-покровителя новой столице — Александрии и вместе с тем, согласно египетским представлениям, для династии Птолемеев и вообще их государства. Этот интересный факт рассказан различными древними авторами с многочисленными вариантами, главным же образом Плутархом и Тацитом. Введение культа окутано в покров таинственности. Птолемею явился во сне прекрасный юноша огромного роста и повелел доставить себя с Понта. Египетские жрецы не знают ничего об этой стране, и Птолемей забывает свой сон. Вторичное явление заставляет его вопросить дельфийский оракул, и по указаниям он посылает в Синоп, царь которого не отдает идола. Птолемей увеличивает иодарки, различные знамения склоняют синопского царя, но подданные его остаются непреклонны и окружают храм. Тогда колоссальный идол идет сам на корабль и в три дня достигает Александрии (по Плутарху его похищают). В Ракоте, где был храмик Осораписа и Исиды, строят в честь его новый большой храм. Одни считают вновь прибывшего бога Асклепием, другие Осирисом или Зевсом, но Эмволпид, составивший потом «священное сказание», переданное Тацитом и Плутархом, и Тимофей, выписанный из Элевсиса, и историк Манефон Севеннитский объявляют, что это Плутон, и убеждают Птолемея, «что это изображение не иного какого бога, а Сараписа». Сарацис не что иное, как египетское Осирис-Апис (Усар-Хапи), т. е. умерший и сопричисленный Осирису священный бык Апис; в поздние времена египетской культуры его почитание было, как мы знаем, особенно популярным. Почему два наиболее авторитетных представителя двух религий — элевсинец и египетский первосвященник объявили тожественным с ним прибывшее азиатское божество — для нас не совсем ясно; может быть, в качестве синопского Плутона он, как бог смерти, ближе всего подходил к Осирису и притом в форме наиболее хтонической и связанной с загробным миром; обычная форма Осириса в это время уже получила более общее значение и даже приблизилась к солнечным типам. К тому же большая популярность культа Осораписа гарантировала новому божеству хороший прием среди населения. Расчет действительно удался, и Сарапис сделался одним из главнейших божеств Египта, почитавшимся и за его пределами: уже в надписи от 308—6 г. он, в триаде с Исидой и Птолемеем, упоминается в Гали-карнассе. Особенностью его было то, что он имел греческую форму (статуя работы Бриаксиса) при египетском имени; другие божества могли называться как угодно, но облик их оставался египетским; даже впоследствии, когда влияние греческого искусства проникло глубоко, до домашних идольчиков, последние все-таки с первого же взгляда выдают свое происхождение: терракоты Исиды, Осириса, Гарпократа, сработанные в греческом стиле, всегда сохраняют что-нибудь египетское: или позу, или аттрибут, или одеяние и т. п. Культ Сарапиеа имел большое значение: в Египте и за пределами появляются «Сарапеи»; мемфисский Сарапей был храмом и усыпальницей Аписов.

Влияние египетской религии на пришлое население оставило нам множество следов. Не говоря уже о большом количестве надписей в честь туземных богов, оставленных греками и на греческом языке, нельзя не обратить внимания, напр., на такой предмет, как надгробный камень убитой змее богини Хатор с греческой (не совсем грамотной) надписью в стихах: «Путник, остановись на перепутьи у большого камня, покрытого надписью. Громко плачь обо мне, священной долговечной змее, отошедшей в преисподнюю из-за злодейской руки. Что тебе пользы в том, злейший из людей, что ты лишил меня этой жизни? Ведь тебе и твоим детям мой труп будет гибелью; ты убил во мне существо, живущее только на земле. Ибо подобен песку морскому род животных на земле»... Итак, какой-то грек не только счел своею обязанностью похоронить убитую змею, но и соорудил ей стелу с изображением и метрическим надгробием. Так овладел странный египетский культ, развившийся именно в последнее время, не только туземцами, но и пришельцами. Другой греко-египтянин — Мосхион, страдая ногой, обратился за помощью к Осирису и старался умилостивить его следующим оригинальным способом. На каменной плите он поместил длинную молитву на греческом и демотическом языках, распределив буквы ее в 1521 квадратиках и присоединив под нею ключ к чтению этой шифрованной грамоты, в виде 19 ямбических строк на греческом языке с параллельным демотическим переводом. Тут же и объяснение, что заставило его избрать такой необычный путь умилостивления: он не знает иероглифов, и поэтому должен прибегать к другому способу затруднить чтение своей надписи. Это понятно в виду того, что иероглифы в это время сделались действительно ребусами, но характерно то обстоятельство, что для достижения милости божества считалась необходимой таинственность. Эта-то таинственность и привлекала изверившихся в своих богах греков. Чрезвычайно много находится в музеях покойников с греческими именами, погребенных по египетскому обряду. Так, в Берлинском музее есть крышка саркофага некоего Птолемея, сына Птолемея и Дионисии, с демотической надписью заупокойного характера и египетским изображением Осириса, саркофаг и мумии девочек Сен-саи и Ткаути, дочерей Клеопатры и Сотира, погребальные пелены Диона, на которых покойный представлен между египетскими богами, и др. Не мало подобных же погребений в Британском музее; из них особенно следует упомянуть семейство Корнелия Поллиона, «архонта» в Фивах ок. 100 г. н. э. Семья, судя по именам — Клеопатра, Сотир, Корнелий — греко-римская, но погребение совершенно египетское, даже имена написаны иероглифами. Вероятно и здесь пред нами смешанная семья — мать Сотира называлась Пи-Мут — уже египетским именем; как и во многих случаях, национальность и культура обусловливается матерью. На погребальных расписных холстах римского времени, а также на знаменитых поздних портретах римского времени, приделывавшихся к изголовьям покойных вместо прежних позолоченных или выкрашенных масок (в Фаюме), и на гипсовых головах саркофагов с портретными чертами также можно распознать совершенно не египетские типы — новое доказательство силы египетской религии, втягивавшей пришельцев. Но последние все-таки действовали со своей стороны на внешнюю форму: саркофаги принимают иной вид, часто с несомненным греческим влиянием, причем покойники с чисто египетскими именами оказываются погребенными в гробах антропоидной формы, весьма удалившейся от древне-египетских схем (напр., Тете-хар-си-исе в Берлине). Греческое влияние сказалось также на появляющихся теперь носилках для мумий. Они представляют странное смешение греческого и египетского стиля, но в религиозном отношении всецело египетские; между прочим, в Берлинском музее есть принадлежавшие Аполлонию и Сисою, детям Хоруджа — итак, опять в семье различные имена.

Таким образом делает успехи смешение национальных и религиозных элементов с перевесом египетских идей. Конечно, последние безраздельно господствуют, пo крайней мере, с внешней стороны, в храмах этого времени. Великие святилища, создавшиеся при Птолемеях: Филы, Эдфу (строился с237 по 57 г.), Эсне (с 165 до ими. Декия), Дендера (с 117 до 98 н. э.) и даже при римлянах (напр., храм Эль-Кала в Копте при Клавдии), обнаруживают весьма мало греческого влияния, даже знаменитые птолемеевские колонны могут быть объяснены из саисского искусства. Надписи, начертанные на стенах, уверяют, что храмы сооружались по планам, утвержденным еще богами Тотом и Имхотепом, что все храмовые принадлежности и cтатуи во всех своих подробностях приготовлены по точным предписаниям древних книг, что они помещены в сокровенное место, которого не может найти никто, кроме жрецов. Эти новые храмы, большей частью прекрасно сохранившиеся до нашего времени, сооружались по определенному, не нарушаемому историческими событиями плану; царское усердие не изменяло здесь, как в Карнаке и Луксоре, стройности и целости постройки, поэтому они являются характерным выражением египетского храма. Особенностью их является также известная обособленность от окружающего мира, старание сокрыть таинства от непосвященного взора. Они окружаются часто свободно стоящей (кроме места у пилона) стеной; первый двор, доступный для мирян, отделяется преградой от дальнейших зал. Преграда эта состоит из плит с барельефами, помещенных между колоннами первого ряда ипостиля. Мистерии Осириса справляются на крыше, недоступно для взора; в толще стен проделываются потайные коридоры, большей частью для хранения сокровищ, а также и царских нарядов, теперь сделавшихся ненужными. Изображения нагромождаются в несравненно большем количестве, чем раньше, как бы увеличивая магические средства храма. Даже в тайниках, доступных для немногих, изображения, если они помещались, не уступали по работе находящимся на видных местах. Особенною тщательностью и изящностью отличаются приготовленные из мягкого известняка барельефы храма в Атрибе, начатого при Птолемее Авлете (80—52 до н. э.), украшавшегося при Тиверии и Клавдии и оконченного при Адриане. Среди них особенного внимания заслуживают изображение Авлета, подносящего богине Сохмет деревья страны Пунт, и изображения этих деревьев; если это свидетельствует о продолжавшихся сношениях с южными странами, то колоннада, окружавшая внутри изолирующей стены храм, указывает на греческое влияние и выделяет этот храм из ряда современных. И надписи, в огромном количестве покрывали тесными строчками стены храмов; они дают целую библиотеку: здесь и ритуал празднеств, подробно и мелочно расписанный в календарном порядке, и рецепты благовонных мазей и курений, и каталог храмовой библиотеки, и опись храмовой ризницы, и гимны богам, и мифы, и богословские умозрения. Все это до крайности интересно и неоднократно подвергалось изучению. Например, уже достаточно известен длинный текст в храме Эдфу о Горе, крылатом: солнечном диске, покоряющем Египет и поражающем врагов, или календари храма Эдфу. Трудно сказать, насколько эти тексты древни; едва ли большинство их характерно для данного периода. Вопрос этот особенно затруднителен для текстов богословского содержания; он весьма важен, так как именно здесь приходится говорить о возможности влияния греческой философии. Действительно, даже сквозь искусственно запутанное различными орфографическими фокусами и ребусами энигматическое иероглифическое письмо этого позднего «декадентского периода» можно усмотреть глубокие идеи; из них любят указывать на учение о Логосе, на олицетворение четырех стихий и т. п., как на плоды знакомства с греками. Но нельзя забывать, что и в древнем Египте были известны аналогичные представления, благодаря чему возможно предполагать самостоятельное развитие. Вообще вопрос этот еще не созрел для популяризации — еще предстоит много работы над трудными и плохо читаемыми, и притом весьма многочисленными текстами. После первых опытов Дюмихена и Бругша, теперь эту задачу взял на себя и исполняет ее более тщательно и надежно египтолог Юнкер. Ему уже удалось установить, что не все, помещенное на стенах храмов, всецело принадлежит жрецам данного храма, но что многое является общим, лишь приспособленным к местному божеству, следовательно идущим от древних образцов или заимствованным. По характеру эти тексты не отличаются в литературном и, кажется, богословском отношении от тех, которые известны из классической поры Египта: такое же превознесение местного божества, такие же мифологические намеки на его борьбу с врагами, такие же перечисления его эпитетов и т. п. Вот, например, одно из обращений к Гору эдфусскому: «жив Гор-Pa, озаряющий обе земли, блистающий, светящийся, владыка корон, родивший царей, заселивший обе земли, бог среди богов, Хепру, создатель всего существующего, царь юга и севера, Пта могучий, отец князей, которого имя истинно, Pa-Гор, появляющийся на троне великом, сугубо совершенный в Мемфисе, пославший свою мать и своего отца, чтобы создать людей и образовать богов, чтобы дать бытие всем тварям, по своему желанию, с тех пор, как чашечка лотоса распустилась в цветок на поверхности воды небесного Океана, чтобы поднять все существующее... Он — могучий и юный... в цветке лотоса, Ра в виде юноши, окруженный двумя коронами; его члены идут от Хепру, Пта начертал его создание, разъяснив то, что в нем находилось — инертное существо одним ударом. Он является в виде юноши, освещающего своими лучами все, что находится против него в Яаат-несерсер. Да даст он победу царю Верхнего и Нижнего Египта Птолемею». Здесь божество света в виде крылатого солнечного диска отожествляется не только с аналогичными божествами — Гором, Ра, Хепру, но и с Пта мемфисским, воспоминается известный миф о появлении солнца из первобытных вод и т. д. Следующий текст дошел до нас из Мединет-Абу и обращен к Осирису: «О царь обеих земель, бог Египта, властвующий до области Духов, во имя которого населены номы и изображениями которого полны храмы, члены которого защищает сестра его Исида, а тело охраняет Нефтида, сын которого Гор пребывает на престоле его, как царь богов и людей. О царь Осирис Онуфрий, царь богов, находящийся в доме золота, царь неба, властитель земли, великий обладатель преисподней.. царь нома Крокодилов, владыка Мемфиса, обрати с миром прекрасное лицо твое к царю обеих земель, возлюбленному миром Тиверию!» (Берл. муз.). Многочисленны и не лишены поэтических достоинств тексты в честь богини Хатор в Дендера. Юнкер находит в них не только параллелизм членов, но и размер, не говоря уже о припевах. Напр., следующий гимн, влагаемый в уста семи Хатор, величающих великую Хатор дендераскую:

«Мы бьем в бубны пред твоим Ка, мы пляшем пред твоим величеством, мы возносим тебя до небес, ибо ты владычица музыкальных инструментов и систра, госпожа музыки, пред духом которой подобает играть. Мы величаем твое величество ежедневно, с вечера до тех пор, когда земля снова осветится, мы бьем в тимпан пред лицом твоим, владычица Дендера, мы хвалим тебя величественными песнопениями. Ибо ты — владычица ликования, царица пляски, музыки и игры на арфе, владычица танцев, царица венков, владычица благовоний, царица пляски. Мы величаем твое величество, мы хвалим пред лицом твоим, мы возносим славу твою превыше всех богов и богинь, ибо ты — владычица песен, княгиня библиотеки, великая Сешат во главе палаты писцов. Мы веселим твое величество ежедневно, и сердце твое ликует, когда ты слышишь наши песни. Мы радуемся, когда видим тебя, все дни, все дни и сердца наши веселятся при виде твоего величества. Ибо ты — владычица венков, владычица пляски, владычица бесконечного опьянения. Мы ликуем пред лицом твоим, мы играем твоему духу и твое сердце радуется тому, что мы делаем».

Приведем, наконец, песнь, которая пелась во время торжественных процессий на крышу храма:

«Как прекрасно и благополучно, когда Златая сияет и здравствует! Тебе ликует небо со своими богами, тебя величают солнце и луна, тебе кланяются боги, тебя приветствуют богини. О, как прекрасно и благополучно!.. Тебе ликует земля в своем окружии, пред тобою скачут звери в радости, тебя хвалит Египет и все страны до четырех углов неба»...

Богиня радости, музыки и любви, отожествленная с греческой Афродитой, в это время пользовалась большим почитанием; храм ее в Дендера был как бы соответствием эдфусского храма, где чтился, ее супруг — лучезарный Гор, Из одного храма в другой отправлялись по Нилу торжественные процессии, описания которых даны в длинных ритуальных текстах календарного характера, начертанных на стенах храма в Эдфу. Многочисленные тексты сообщают нам также о мистериях, совершавшихся в храмах. Конечно, большинство их имело содержанием миф Осириса и драматически представляло его жизнь, смерть, оживление. Целые полчища божеств и духов из всех номов Египта окружали его тело, защищая его своими страшными именами, угрожая видом и острыми ножами, от его врагов; плакальщицы пели над его телом жалостные песни, добрые боги доставляли ему питание и одежду. И днем и ночью не переставали эти существа нести свою службу у бога, олицетворявшего живительную силу природы и благое начало в жизни. «Они бодрствуют; их отвращение засыпать; они охраняют тебя, о Осирис, с наступлением ночи; они находятся при тебе ранним утром». Кроме того, для каждого из 24 часов суток существует особое божество, являющееся созерцать и охранять Осириса; в каждый из часов произносятся особые изречения, большей частью заимствованные из текстов пирамид и Книги Мертвых или составленные под их влиянием, поются гимны, совершаются богами и жрецами возлияния, каждения и помазания, возглашаются Исидой, Нефтидой, Нейт и другими богинями жалобные песни. При этом оживляются изображения на стенах храмовых помещений, в которых справляется ритуал: «Осирис является, как дух, чтобы соединиться со своим образом во святилище. Он прилетает с неба, как кобчик, и души богов с ним. Он парит по своему покою, он осматривает свое святилище, несравненное по своей работе. Он отверзает уста и говорит к богам и богиням, находящимся при нем: идите за мной, соединитесь со мной. Они слетаются к нему в своих таинственных образах. И он вступает в свой дом и возлегает на своем мертвенном теле, а все души богов находятся вблизи его. Он видит свое таинственное изображение, написанное на подобающем месте, свой образ, изваянный на стене, он входит в свое таинственное подобие, он вселяется в свое изображение. Души богов занимают места рядом 6 ним и не отлучаются от него во век, охраняя его днем и продолжая свою защиту ночью».

Начиная с 12 числа месяца хойака, при введении юлианского года, совпавшего с декабрём, в 16 священных центрах Египта, между прочим в Дендера, Эдфу, Саисе, справлялись Осирисовы мистерии, подробно описанные в храмовых текстах святилища Осириса, находящегося на крыше храма в Дендера. Конечно, они были чем-то новым: они примыкали к подобным же церемониям, справлявшимся и раньше и засвидетельствованным еще в храмах Нового царства (напр., Мединет-Абу), но от этой эпохи мы впервые имеем их полное описание, и из него мы можем видеть, что характер их был несколько иной, чем, напр., в Абидосе. Из теста, зерен, земли, благовоний, елея, драгоценных камней и т. п. приготовлялись в особых формах фигуры Осириса, которые возились в процессии по воде в барках, богато освещенных и сопровождаемых 34 барками с изображениями в каждой особого божества. 24-го хойака бальзамировали статуи; это был день «радости и веселия богов и людей, земли и неба», ибо «бог почил в прекрасном гробе», чтобы затем «пробудиться от сна и взлететь на небо в виде птицы феникса». 25-го две жрицы пели над телом известную нам призывную песнь. Возвращение Осириса к жизни праздновалось или 26-го, в «святое утро» после «священной ночи», или 30-го, соединяясь, с праздником «пахания земли». Символизировалось оно между прочим фигурой Осириса, сделанной, как было сказано, из земли с зернами хлебных злаков и т. п. и положенной под священную смоковницу. Прорастающий злак был образом оживающего бога растительности. Изображения на стенах иллюстрируют эти обряды и между прочим представляют пробуждение Осириса как следствие магических действий.

В высокой степени были важны мистерии в храмах Фил, которые теперь являются наиболее почитаемыми и, как справедливо заметил Масперо, занимают в эти эпохи такое же центральное место, как в фиванский период Карнак. Это — музей поздних эпох египетской истории. Сами боги освятили это место и составили об этом следующий указ:

«Слава тебе, священная душа Осириса Онуфрия, феникс божественный самосущий, единый, единственный, создавший существующее, превечный из духов преисподней!

«Священная Душа» — имя твое на святом месте (Αβατον); «божественный феникс» — имя твое на Биггэ; «могучая Душа» — имя твое в храме Сохмет; «Душа участка Образов» — имя твое в Филах; «Душа оплакиваемая» — имя твое в храме Исиды; «Душа живущая» — имя твое в Хепете; ты — душа над всеми душами богов.

Ты шествуешь в мире к этому дому, к твоему священному святилищу, которое украшает тебе Гор; Исида плачет по тебе; враги твои (уничтожены) навеки.

Тебя провожают к дому Осириса; твой образ ликует до неба; ты беседуешь с Ра; Амон прославляет тебя; Тот сообщает тебе благополучие во имя твое. Сияй из океана, сияющий! Освятил Тот место следующим писанием:

«Святое место (αβατον) — область священная, золотая Осириса и его сестры Исиды. Относительно ее определено изначала для Осириса в Фивах:

Да не оскудеет молоко на этом месте, где находится роща Мента и святилище погребения Осириса.

Да будет устроено вокруг этой местности 365 жертвенников; на них должны лежать пальмовые листья. Да не прекратятся на них ежедневные возлияния, да не оскудеет вокруг нее вода.

Да совершаются здесь ежедневно обряды великим жрецом в его месячную чреду. Возлияние Исиде, владычице Фил, да совершается здесь ежедневно.

Да не ударяют здесь в бубны, не играют на арфе и флейте.

Да не вступает сюда никогда никто; да не вступает сюда (ни великий) ни малый.

И да не охотятся здесь на птиц и не ловят рыбы на расстоянии 40 локтей на юг, север, запад и восток.

И да никто из находящихся здесь не говорит громко в святые дни, которые проводит Исида, владычица Фил, здесь на троне, чтобы каждый десятый день совершить возлияния.

Исида, владычица Фил, да переезжает в святое место во дни праздников на священной барке.

Подписал это писание Ра. Подписал это писание Шу, сын Ра. Подписал это писание Геб, сын Шу. Написано оно самим Тотом».

Другая рецензия того же декрета содержит почти те же предписания, но другое вступление:

«Указ о доставлении Души Осириса на Святое Место. Идет Душа Осириса к его телу на Святое Место. Она пребывает на древесах рощи Мента. Исида и Нефтида пред нею. Амон и Тот величают ее.

Тот издал указ ко всем землям, чтобы освятить это место, названное Святым.

Чтобы Исида, владычица Фил, была перевозима на Святое Место всегда в 12-а день третьего летнего месяца, с ее сыном Гором, защитником отца на священной барке... Да приносит она заупокойную жертву своему брату»...

Эти тексты имеют в виду обряды, справлявшиеся в филэйском культе, частью подобно аналогичным обрядам в других храмах и святынях Осириса, частью своеобразно. Плутарх сообщает (гл. 20), что и близ Мемфиса был остров, недоступный ни для людей, ни для птиц и рыб, к которому только в определенное время приставали жрецы для совершения церемоний, и на котором находилась гробница Осириса, осененная деревом μηδις Страбон передает, что и на Святом Месте в Абидосе была запрещена светская музыка, а один папирус говорит о 365 жертвенниках и возлияниях на этом месте, столь известном из текстов под именем У-Пекер. Особенностью филэйского культа Осириса следует считать, что здесь Осирис отожествлялся с Нилом. Остров Биггэ, древн. Сенмут, лежавший к западу от храма, в своей «Высокой таинственной горе» скрывал пещеру, расположенную настолько низко, что вода Нила иногда заливала ее. Здесь покоилась местная реликвия Осириса, его правая нога; изображение указывало, «что из нее вышли два источника Великой Реки». Другое изображение давало Осириса, как молодой Нил, в виде «владыки молчания» — младенца с перстом у рта; внизу, согласно легенде, Гор, в виде крокодила, нес на себе мумию своего отца, собранную им в разных местах Нила. Исида переезжала сюда еженедельно питать возрождающегося и возрастающего младенца молоком, и возлияния молоком являются характерными для культа Фил и для зависящей, от них в религиозном отношении Нубии до далекого Мероэ. «Пока небо покоится непоколебимо на своих столбах и земля на своих основаниях, будет жизнодавица Исида каждые 10 дней неуклонно выезжать из своего дома. Пока Ра будет сиять днем, а луна, светить ночью, будет она совершать возлияние своему брату и жертву его Душе». Найдя священную реликвию, она поспешила в Илиополь возвестить верховному Ра, и тот послал богов совершить торжественное погребение. Она открыла ему свое сердце, и он исполнил все, чего она желала. И он издал указ всем городам и областям юга и севера: «Соберитесь, сотворим, чтобы Осирис был снова жив, чтобы он излил Нил; будем вечно ездить к его Святому Месту». Боги заняли свои корабли, с Амоном во главе, и сам остров Филы превратился в корабль всех богов, чтобы ежегодно доставлять их в Святое Место. Эта торжественная процессия также ежегодно совершалась из Фил на Биггэ. Но кроме нее справлялись еще своеобразные обряды в честь «Души» Осириса. В виде человекоголового сокола сидела Душа на ветвях в священной роще, где было расставлено 365 жертвенников. Пред временем возвращения Осириса к жизни она торжественно переносилась сюда, якобы из Илиополя, где пребывала на небе у Ра. Исида и Нефтида предстояли ей, приносили возлияния и возглашали ритуальный плач, дававший ей живительное дыхание, и она соединялась с телом Осириса, представленного в трех видах, как небесного, земного и бога преисподней. Этот специальный и, вероятно, сравнительно новый культ Фил и Биггэ и был объектом декрета, изданного Ра и опубликованного Тотом. Этот культ имел влияние и на Нубию. В Калабше культ местного бога Мандулия (Меруль) представляет копию и сколок с филэйского, причем ритуал Души также был включен в него. Культ Фил — новый и развился особенно в последние времена египетской культуры, когда он был в Египте пограничным и привлекал многочисленных паломников из Нубии, вербуя их даже среди диких племен. Локализация здесь истоков Нила дала ему и богословское обоснование и наложила на него своеобразную печать, подчеркнув нильский характер бога. Обряды имели целью устроить, чтобы «Осирис оживал каждый год, изливал Нил». Он сокровенен и «никто не может его ни видеть, ни слышать». «Его ноги зеленеют, и он посылает Нил в свой град Фивы».

Один из изданных Гриффисом демотических папирусов (pap. Dodgson) представляет интересную иллюстрацию к этим сведениям. Дело идет о нечестивце, которому выставляется на вид, что он «пил вино в роще, посвященной царю Осирису Онуфрию, делал то, что мерзость для Исиды, пил ночью вино, когда богини облекаются в траур», громко разговаривал со своей женой, восхваляя (в пьяном виде) Тефнут, когда плакальщицы отправляли свои обязанности, заставлял петь певцов и нарушил сон Души бога. Очевидно, нечестивец умышленно оказал непочтение к святому мест у, о котором текст говорит: «эта местность — чертог плача. Здесь Исида и Нефтида плачут... Ненавистна здесь громкая речь»... Он забрел сюда с праздника Тефнут, которая имела храм на этом же острове и в честь которой справлялись оргии, прославлявшие ее прибытие, с музыкой и пьянством. Кощунство совершено к тому же во время самих мистерий, и дни плача и траура, печального обряда 21 хойака, когда слагалась мумия Осириса, были нарушены пьяными криками... Все это является интересной страницей из религиозной жизни этого времени и переносит нас в среду современников заката египетской культуры, столь близких к эпохе христианства. Достойна внимания и хорошая осведомленность классических писателей о филэйском храме и его культе. И Диодор (22, 3), и Страбон, и Сервий, и Сенека сообщают сведения весьма близкие к тому, что мы видим в приведенной надписи. Особенно характерны в этом отношения сообщения у Диодора: у него дается и имя острова ιερον πεδιον, говорится и о гробнице Осириса, и о 360 жертвенниках, и о ежедневном возлиянии молока, и о плачах, и о недоступности острова. Прибавляется, что во всей Фиваиде считается самой священной клятва Осирисом, лежащим в Филах. Эта популярность святилища в - поздние времена лучше всего объясняет и осведомленность классических писателей.

Сведения об упомянутом в папирусе Dodgson празднике в честь Тефнут мы также имеем из храмовых текстов, изданных и изученных Юнкером. В Дендера, Эдфу, Эсне, Филах и находившихся под влиянием последних храмах Нубии имеются надписи, повествующие о прибытии Тефнут-Хатор из Пунта в Египет и установлении ей культа. Этот миф, в своей основе восходящий к глубокой древности, теперь получил свою окончательную форму и представляется в следующем виде. Ра еще царствует в Египте. Его дщерь Тефнут обитает в Бугеме, в пустыне к востоку от верхне-нубийского Нила. Это — львица, живущая кровью врагов, сверкающая огненными глазами, дышащая пламенем, пылающая яростью. Верховный Ра затосковал по дочери, которая может быть ему полезна для защиты от врагов, и он поручил Шу и Тоту заманить ее в Египет. Первый — брат дикой богини, давно ушедший от нее в Египет и помогающий Ра в его борьбе с непокорными людьми; второй был необходим, как маг. Боги превратились в павианов. При встрече с Тефнут Тот стал на задние лапы и рассказал ей в «красивых умиротворительных словах» о красоте Египта и Нила и всех чудесах ее отца, где ей выстроят храмы и где ей будут приносить жертвы, благодаря которым ей не будет необходимости жить грабежом и охотой. Музыка, песни и пляска прогонят печаль с ее сердца. Шу говорил в том же духе. Богиня была убеждена, успокоилась, обняла брата и двинулась в путь, сопровождаемая веселым шествием нубийских певцов, Бесов и павианов. Шу берет лютню и пляшет перед сестрой, Тот произносит магические успокоительные слова. У Фил дикая львица делается кроткой газелью и с удивлением созерцает красоты Египта. Быстро распространяется весть о ее прибытии. Стекаются навстречу женщины с систрами и тимпанами, жрецы приветствуют ее с арфами и флейтами; богине подносятся букеты и гирлянды, ее умащают благовониями. Сам Ра встречает и обнимает свою дочь. В Филах на месте встречи воздвигается ей святилище рядом с посвященным ее сестре Исиде, чтобы она охраняла остров и не допускала на него врагов Осириса, мистерии которого здесь справлялись. Затем богиня продолжает путь вверх по Нилу, останавливаясь на девяти местах, где происходят торжественные встречи: в Омбе, где Шу дважды спас Ра от его врагов, ей, по словам Тота, будет хорошо у ее брата Шу. В Эдфу ее приветствует Гор, ее сосед по Пунту, в Эсне городские боги выезжают навстречу и «вся вселенная празднует веселый день». Подобное же произошло и в других местах. Богиня выручила затем своего брата из затруднения: «она сокрыла его от супостатов, повергла его врагов и попалила их пламенем очей своих». Ра постановил на все времена, чтобы день прибытия ее был праздником, почему ежегодно ее шествие представлялось драматически в храмах. В Филах шла процессия навстречу ей к киоску, куда прибывала ее барка; здесь проделывалось все, согласно мифу, и веселая процессия из обезьян, игравших на лютне, Бесов, ударявших в бубны, жрецов с арфами и флейтами. «Ликование во святилище; Филы в радости, Хатор является в свой дом; как сладостно ее приближение!» В Дендера, Эдфу и Эсне эти обряды начинались 19 тиби (январь юлианского года). Филэйские веселые празднества — именно те, о которых говорит папирус Dodgson и участники которых возглашали: «Тефнут несравнима!»