Территория будущей Финикии была
заселена людьми давно. «Неолитическая революция», приведшая к появлению
оседлого земледелия и гончарного ремесла (Childe, 1959, 71 — 107), имела в
своем ареале западную часть «Плодородного полумесяца», но сомнительно, входила
ли чуда с самого начала приморская полоса между Ливаном и морем. Видимо, лишь
на более поздней стадии неолита, около 6000 г. до н. э., здесь происходят важные
изменения, приведшие, в частности, к появлению протогородских поселений, одним
из которых был Библ (Бернхардт, 1982, 15—16; Дьяконов и др., 202; Muller-Karpe,
1968, 79—85, 428—429; Parrot, Chehab, Moscati, 1975, 26). Вероятнее всего, это
были не финикийские и не семитские поселения. С появлением финикийцев, по-видимому,
около 3000 г.
до н. э., это население было вытеснено в горные районы Ливана, где еще долго
сохраняло традиции медного века (Seyrig, 1953, 37-49). С тем, что финикийцы не были автохтонами, современные
исследователи в принципе согласны (Eissfeldt, 1941, 353; Harden, 1980, 19). В
связи с этим встает вопрос, имеющий два аспекта: происхождение народа
(этногенез) и происхождение цивилизации. Подобное мы наблюдаем и при изучении
этрусков. После споров об их происхождении, идущих уже более 200 лет, М. Паллоттино
выдвинул идею рассматривать этрусскую проблему под другим утлом зрения: не
происхождение народа (что невозможно решить при нынешнем уровне знаний), а
формирование этрусской цивилизации на италийской почве, независимо оттого,
откуда появились либо вообще пришли в Италию предки этрусков (Pallottino, 1963,
111 — 117). В работе, посвященной дорийской Италии, тот же ученый пишет, что
изучение начала истории древней Италии не ограничивается проблемой
происхождения ее народов, а содержит исследование таких аспектов, как
социальная и политическая организация, формы поселения, производство и
обеспечение жизни, религия, менталитет, вкусы, культурные и другие традиции
(Pallottino, 1987, 41). Однако состояние изучения финикийцев и этрусков
различно. В отличие от этрусской проблемы — известны язык финикийцев, его место
среди других языков (хотя еще ведутся споры о тех или иных деталях), предания
об их прародине в кратком изложении греко-римских авторов. Даже если
происхождение финикийцев некоторые исследователи считают псевдотемой (Mazza,
1995, 79—80), игнорировать проблему этногенеза финикийцев едва ли следует.
Геродот дважды (1,1; VII, 89)
говорит о происхождении финикийцев, выводя их из района Эритрейского моря,
откуда они и пришли к берегам Средиземного моря, причем второй раз он ссылается
непосредственно на самих финикийцев: «как говорят они сами». Известно, что
Геродот побывал в Тире, где разговаривал с местными жрецами, и те рассказывали
ему о древности города и храма (Her. II, 44), так что в воспроизведении им
местной традиции нет ничего удивительного. В первом случае историк ссылается на
персов. Персы, под властью которых в то время находилась Финикия, вполне могли
знать финикийские предания, а сам Геродот в своем повествовании о персах
использовал довольно надежные источники (Дандамаев, Луконин, 1980, 26—27).
Юстин (XVIII, 3, 2—4) также пишет о прибытии на побережье Средиземного моря
финикийцев, покинувших из-за землетрясения свою прежнюю родину. Известно, что
Юстин (точнее — Помпей Трог, произведение которого Юстин сокращал) при рассказе
о различных народах старался, где только возможно, использовать местную
традицию (Циркин, 1987, 199—200), так что неудивительно, если и в рассказе о
переселении финикийцев к берегам Средиземного моря историк использовал финикийские
источники.
Интересное сообщение содержится у
Плиния (IV, 120), который, говоря об острове Эрифии (Erytheia) в Испании, где
тирийцами был основам Гадес, ссылается на упоминание названий этого острова
греческими авторами и туземцами. Далее он отмечает, что название «Эрифия» дано
тирийцами, поскольку предки тирийцев происходили из района Эритрейского моря.
Заметка Плиния ясно распадается на две части: сначала он ссылается на древних
авторов, передавая различные названия острова, а затем уже упоминает о том, что
Эрифией остров назвали тирийцы. Если учесть, что Плиний сам некоторое время
находился в Испании, будучи прокуратором провинции Тарраконская Испания
(Sallmann, 1979,929), становится ясно, что эти сведения он получил
непосредственно от живших там тирийцев. Солин (XXIII, 12) передает практически ту же тирскую
традицию, говоря, что тирийцы, прибывшие с Красного моря, называют остров
Эритрией, а пунийцы, т. е. карфагеняне, — Гадиром. Известно, однако, что
Гадиром назывался сам город, а не остров. По-видимому, Солин, писавший уже в
III в. н. э., объединил сведения, относящиеся к разным объектам и восходящие в
конечном счете к тирийцам (возможно, испанским, т. е. гадитанам) и
карфагенянам. Привлекает приводимое Солином название Erythrea, которое еще больше
напоминает об Эритрейском море и свидетельствует о конечном источнике. Тщательно анализируя эти сведения, И.Ш. Шифман пришел к
выводу о надежности этой традиции, которая содержит два варианта — тирский и
сидонский. Они отличаются некоторыми деталями, но дают общую картину — прибытие
финикийцев к берегам Средиземного моря (Шифман, 1981, 103—106). Знания Геродота
о водах, омывающих Аравию, были не особенно точны, так что под Эритрейским
морем он явно подразумевал не совсем четко определенное водное пространство
вокруг Аравийского полуострова (Шифман, 1981, 104—105; Berger, 1907, 592— 595).
Создавая свою западную колонию, финикийцы как бы заключали свою вселенную между
двумя Эритиями — морем на юго-востоке и островом на западе. Страбон (XVI, 3,4)
уточняет, что прародиной финикийцев были острова в Персидском заливе,
современный Бахрейн. При этом он ссылается на вид местных святилищ, похожих на
финикийские, и, главное, на мнение самих жителей этих островов. При описании
Персидского залива Страбон, как он сам говорит (XVI, 3, 2), использовал данные
Эратосфена, которые, в свою очередь, восходят к сообщениям Андросфена,
плававшего в Персидском заливе по поручению Александра Македонского (Duchesne-Guillemin,
1979, 654—655). Бахрейн и частично противолежащий берег Аравии был издавна
связан с Месопотамией, будучи одним из важнейших центров доставки меди в
Двуречье и важным пунктом на пути из Месопотамии в Индию (Alster, 39—52).
Шумеры, называя Бахрейн Дильмуном (а аккадцы — Тильмуном), даже располагали там
свой рай и свою прародину. Как уже говорилось, возможно, что именно там
находилась страна Нод, куда бежал Каин. В этом сказании могли отразиться
воспоминания о пребывании предков финикийцев (точнее — всех ханаанеев) в районе
Бахрейна, хотя, скорее, на соседнем берегу Персидского залива, чем на самих
островах. Предание о прежнем пребывании ушедших затем ханаанеев могло
сохраниться и у жителей Бахрейна. Так что возможно, что берег Эритрейского моря
мог в действительности быть южным берегом Персидского залива. Исследователи отмечают значительные черты сходства между
ханаанейскими и южноаравийскими языками (Шифман, 1981,105). Отделение
северо-западных семитских диалектов, оформившихся несколько позднее в ряд
родственных языков, включая ханаапейский и аморейский, от юго-западных (в том
числе арабских) лингвисты датируют приблизительно концом IV или, может быть,
рубежом IV— III тысячелетий до н. э. (Милитарев, 1984,6). И это более или менее
совпадает с данными о появлении финикийцев на побережье Средиземного моря.
Археологические данные показывают, что поселение в Библе, из которого развился
позднейший город, появляется после некоторого периода времени полного
запустения около 3000 г.
до н. э., по не позднее 2700
г. (Muller-Karpe, 1968, 429 и Tab. 2). Геродот (II, 44)
говорит, что жрецы тирского храма Мелькарта относят основание храма и самого
города ко времени за 2300 лет до них, а это датирует основание Тира
приблизительно XXVIII в. до н. э. Археологический зондаж, проведенный в Тире,
выявил самый древний слой в этом месте, относящийся почти к тому же времени или
немного раньше, что не может быть случайностью (Bikai, 1978, 72; Gras,
Ruillard, Teixidor, 1989, 46; Baurain, Bonnet, 1992, 59). В течение всей истории
Тира с ним был связан находившийся на материке город Ушу, основанный,
по-видимому, еще раньше: недаром греки и римляне именовали его Палетиром, т. е.
Старым Тиром (Strabo XVI, 2, 24; Curt. Ruf. ГУ, 2, 4). Приблизительно тогда же
возник и Берит (Sader, 1997,400). Итак, все данные свидетельствуют о начале
финикийской истории на восточном побережье Средиземного моря в самом начале III
тысячелетия до н. э.
С появлением финикийцев на
средиземноморском побережье здесь начинается история городской цивилизации. Два
довольно крупных города — Тир и Арвад — финикийцы основали на небольших
островках около материка. Это давало им значительные преимущества в случае
нападения (недаром Тир был взят армией Александра Македонского только в 332 г. до н. э.). Но в то же
время остро стояли и другие проблемы, особенно снабжение питьевой водой, что
было обусловлено географическим положением. Когда соперник тирского царя
Абимилки царь Сидона захватил Ушу и материковые земли напротив Тира, Абимилки
жаловался, что в городе нет воды для питья (ЕА 149, 49—52). И позже ассирийский
царь, желая принудить тирийцсв к сдаче, не давал им возможности пользоваться
водой с материка (Ios. Ant. Iud. IX, 14,2). Правда, постройка особых цистерн
для сбора воды на самом острове несколько сократила зависимость города от
материка (Katzenstcin, 1973, 15), но полностью ее не устранила. Что касается
Арвада, то уже в римское время Страбон (XVI, 2, 13) говорил, что часть
необходимой воды город получал с материка. Большинство финикийских городов было создано на самом
материке. Таков был Библ (Гебал, Губла). Город был расположен на хорошо
защищенном холме около самого моря, где имелись две бухты, пригодные для
гаваней, вокруг располагалась довольно плодородная долина, а позади города на
небольшом расстоянии были горы, покрытые густым лесом (Drawer, Bottero, 1971,
343; Muller-Karpe, 1974, 844; Parrot, Chehab, Moscati, 1975, 30).
Неудивительно, что этот холм был заселен со времени раннего неолита. Но ко
времени появления финикийцев население по каким-то причинам это место покинуло,
так что пришельцам не пришлось изгонять оттуда прежних жителей (Muller-Karpe,
1968, 429). Почти сразу после поселения новые жители окружили его стеной. А
несколько позже у источника в центре воздвигли два храма своим важнейшим божествам,
Владычице Библа — Баалат-Гебал и, видимо, Решефу (Muller-Karpe, 1974, 844). С
этого времени можно говорить о подлинном городе. Мощная стена, укрепленная
двумя башнями, охраняющими два входа в город — со стороны суши и со стороны
моря, окружала город. От центра, где возле источника располагались два храма,
лучами шли улицы, застроенные домами на каменном фундаменте, причем некоторые
из них были довольно значительными. Внутри некоторых домов имелись относительно
большие помещения, потолки которых поддерживались специальными деревянными
колоннами па каменной базе — по семь с каждой продольной стороны и одна в
центре помещения. В центре улиц были созданы специальные дренажные канавы,
позволяющие содержать город в относительной чистоте (Drawer, Bottero, 1971,
344; Muller-Karpe, 1974, 844). Все это свидетельствует о сравнительном
благосостоянии Библа раннего времени.
Такое благосостояние не случайно.
Уже очень рано Библ становится важнейшим центром контактов с Египтом. Если до
появления в этом месте финикийцев основные внешние контакты поселения
осуществлялись с Месопотамией (Parro, Chehab, Moscati, 1975, 29—30), то главным
партнером финикийского города становится Египет, для которого Библ был основным
поставщиком столь ценимого в долине Нила леса. Самым ранним египетским
предметом, найденным в Библе, стала каменная ваза с именем последнего царя II
династии Хасехемуи (начало XXVIII в. до н. э.). С тех пор имена египетских
фараонов встречаются в Библе почти непрерывной чередой до Пиопи II. последнего
крупного фараона Древнего царства (Montet, 1928, 272; Helck, 1962, 21-22;
Drawer, Bottero, 1971, 345—347; Muller-Karpe, 1974, 58; Parrot, Chehab,
Moscati, 1975, 34—35; Wein, Opificius, 1963, 12). В значительной степени это
были посвящения, сделанные египетскими владыками в святилище главной богини
города Баалат-Гебал, которую уже в III тысячелетии до н. э. египтяне
отождествляли со скоси Хатхор. Это свидетельствует не только об экономических,
но и о культурных контактах Египта и Библа. Для путешествий в Библ, и прежде
всего для вывоза оттуда леса, египтяне строили специальные морские суда, и
позже название «библский корабль» распространилось на все подобные корабли
независимо от цели их плавания (Drawer, Bottero, 1971, 348). Значение библской
торговли для Египта было столь значительным, что, когда она прервалась, Ипувер
среди других тяжелейших бедствий, обрушившихся на Египет, жалуясь, говорит: «Не
едут больше люди па север в Библ сегодня. Что нам делать для получения кедров
нашим мумиям?» (Хрестоматия, 1980, 44, перевод В. В. Струве). Торговые связи между Библом и Египтом были довольно
интенсивны. Из Библа в долину Нила уходили дерево, особенно кедр и кипарис,
смола, возможно, также медь и лазурит (Helck, 28—39; Drawer, Bottero, 345—351).
Металлы и лазурит библиты получали от восточных соседей и перепродавали
египтянам. От египтян получали папирус, керамические и каменные сосуды,
благовония, ювелирные изделия, произведения искусства. Часть полученных вещей
отправлялась дальше на восток. Как далеко на восток простирались торговые связи
Библа, спорно. Египетские изделия, находимые в Эбле, приходили чуда явно через
Библ (Scandone-Mattiae, 1982, 128), хотя прямых указаний на связи Эблы с Библом
пока не обнаружено (Дьяконов и др., 216). Поэтому вполне возможно, что библиты торговали
только непосредственно с восточными соседями в долине Оронта, а уже оттуда
египетские товары шли дальше. Через тех же посредников в долине Оронта Библ мог
получать лазурит и другие продукты, привозимые из отдаленных восточных стран.
Но как бы то ни было, в III тысячелетии до н. э. Библ превращается в
значительный торговый центр Восточного Средиземноморья.
Упадок Египта в конце Древнего
царства и во время I переходного периода привел к разрыву связей между Египтом
и Библом. В Библе исчезли всякие следы контактов с долиной Нила. Видимо, это
обстоятельство заставило библитов переориентировать свои связи, направив их на
восток. Теперь можно с уверенностью говорить о контактах Библа непосредственно
с Месопотамией. Библ упоминается в шумерских документах III династии Ура
(Flammini, 1998, 44; Klengel, 1978, 9—10). Дело, по-видимому, не ограничивается
торговыми связями. Цари III династии Ура, следуя примеру царей Аккада,
развернули активную экспансию, стремясь подчинить себе Сирию и
средиземноморское побережье, что им в значительной степени удалось. Библский
правитель Ибдати носил шумерский титул «энси», и это, видимо, свидетельствует о
политическом подчинении Библа царям Ура, по крайней мере Амар-Суэну (третья
четверть XXI в. до н. э.) (Sollberg, 1959—60, 120—122; Klengel, 1969,430).
Конец мощному урскому государству
положили амореи. Первоначально они жили, видимо, в центре Внутренней Сирии. К
концу III тысячелетия до н. э. климат становится более засушливым, так что жить
в полупустынных районах Сирии стало труднее, и окружающая среда уже не могла
прокормить возрастающее население. Амореи начали занимать земледельческие
районы Сирии и Месопотамии. Урские цари не сумели с ними справиться. Сирия и
сиро-финикийское побережье Средиземного моря также становятся ареной аморейских
вторжений. В поселениях этого региона отмечены следы разрушений и пожаров, а во
многих случаях появление нового населения. Не избежал аморейского вторжения и
Библ. Раскопки в Библе показывают, что раннегородская эпоха истории
этого города заканчивается его страшным разрушением. Пожарный слой покрывает
практически всю территорию поселения (Muller-Karpe, 1974, 118—120, 844; Wein,
Opiflcius, 1963, 14-15; Posener, Bottero, Kenion, 1971, 587—594; Dunand, 1982,
196). И не связать это разрушение с аморейским вторжением невозможно. Но такое
удобное место не могло долго пустовать. Очень скоро здесь возникает новый город
(среднегородская ступень). В первое время новый город был, по-видимому, беднее,
чем предыдущий. Дома становятся более скромными, однокомнатными. Вероятно, на
какое-то время исчезает и городская стена (Muller-Karpe, 1974, 120, 844). Но в
целом, в отличие от многих других мест Сирии и Палестины, в том числе Угарита,
в Библе прослеживается ясная преемственность между культурами предыдущей эпохи
(раннего бронзового века, или раннегородской ступени) и более поздней (средний
бронзовый век, или среднегородская ступень). Особенно важно восстановление
храмов. Хотя они и приняли несколько иной вид, воссозданы они были на прежнем
месте, посвящены прежним божествам и выдают ясные следы культового континуитета
(Parrot, Chehab, Moscati, 1975, 47—49; Muller-Karpe, 1974, 844-845; Dunand,
1982, 196—197). Финикийцы не переносили свои храмы, так что восстановление их
на прежнем месте доказывает продолжение существования прежнего города. С другой
стороны, библские жилища, происходящие от палаток аморейских кочевников,
располагаются только на периферии города (Parrot, Chehab, Moscati, 1975, 37). В
то же время имена библских царей II тысячелетия до н. э, которые нам известны,
— аморейского вида. Из этого вытекает, что, вероятнее всего, амореи,
поселившиеся в сравнительно небольшом количестве в Библе, были сравнительно
быстро финикиизированы, но дали городу династию, которая долгое время сохраняла
аморейские имена. Финикийцы-ханаанеи и амореи были довольно близкими
родственниками, их языки принадлежали к одной группе семитских языков, они
относились к единой аморейско-ханаанской культурной общности. И это,
естественно, облегчило ассимиляцию финикийцами амореев, захвативших Библ.
Источники:1. Циркин Ю.Б. От Ханаана до Карфагена; М.: ООО "Издательство
Астрель"; ООО "Издательство АСТ", 2001