Ливий
Здесь на первом месте стоит Тит Ливий из г. Патавия
(теперь Падуя) в северной Италии ( Ливий жил в эпоху Августа, и это не могло не отразиться
на его произведении. По своим политическим убеждениям он был, сторонником
аристократической республики, за что Август называл его «помпеянцем». Но
консервативно-патриотический характер его истории заставлял Августа мириться с
этим «вольнодумством». Ливии ставит своей задачей прославить доблесть и величие
римского народа. Он всюду подчеркивает добрые старые нравы, противопоставляя их
испорченности своего времени. Ливий — историк-моралист. «В этом-то и состоит нравственная польза и
плодотворность изучения истории, — пишет он в „Предисловии" к своему
труду, — что примеры всякого рода событий созерцаешь, точно на блестящем
памятнике: отсюда можно взять и для себя и для своего государства образцы,
достойные подражания, тут же найдешь и позорное по началу и концу, чего следует
избегать» (Предисловие, 10). Ливий — прекрасный стилист, хотя и не свободный от
влияния риторики. Он любит вкладывать в уста действующих лиц выдуманные речи,
построенные по всем правилам ораторского искусства. Ливий — не исследователь, но скорее компилятор.
Поэтому вопрос об его источниках приобретает особо важное значение. Не всегда
эти источники можно установить. Бесспорно, во всяком случае, что для 4-й и 5-й
декад он пользовался почти исключительно Полибием, великим греческим историком
II в. Для 3-й декады — отчасти Полибием, отчасти анналистами. Что же касается
1-й декады, то для нее определить его источники почти невозможно. Вероятнее
всего, это были младшие анналисты. Своими материалами Ливий пользовался почти
без критики. Если главный источник был один, то он излагал его целиком
(например, списывал Полибия); если источников было несколько, то в каждом
отдельном случае он либо субъективно отдавал предпочтение какому-нибудь одному,
либо сообщал несколько версий, иногда разноречивых. Только в редких случаях
Ливий поднимается до исторической критики. Например, разбирая в 1-й книге, в 18-й главе мнение о
том, что учителем Нумы Помпилия был Пифагор, он указывает, что Пифагор жил 100
лет спустя после Сервия Туллия и, следовательно, учителем Нумы быть никак не
мог. Даже если бы они были современниками, то как Пифагор мог попасть к
сабинам, на каком языке учитель и ученик разговаривали друг с другом и т. д.? Тенденциозность Ливия заставляет его односторонне
подбирать факты. Например, излагая Полибия, он, выбрасывает из него все то, что
могло бы бросить тень на Рим. К тому же Ливии не был знатоком ни в области
государственных, ни в области военных вопросов, а ему постоянно приходилось
говорить и о римской конституции и о войнах. Это обстоятельство не могло не
повлиять в отрицательном смысле на содержание его груда. Главное значение Ливия для ранних эпох римской истории
состоит в том, что только у него мы находим связную традицию о первых двух
периодах. Однако это же обстоятельство сыграло и свою отрицательную роль в
дальнейшем развитии римской историографии. Литературный талант Ливия, искусная
систематизация легендарного материала, широкая популярность его труда сделали
Ливия главным представителем традиции о возникновении Рима и его истории в
раннюю эпоху. А эта традиция и по характеру материала, которым пользовался
Ливий, и благодаря его собственным недостаткам в значительной части
недостоверна. Поэтому утверждения Ливия в этой части нуждаются в тщательной
проверке и сличении с параллельными источниками. Дионисий
Современником Ливия был грек Дионисий Галикарнасский,
профессор риторики и литературный критик. В Свои источники Дионисий сам указывает в 1-й книге, в
6-й и 7-й главах. Это — греческие историки, старшие анналисты, Катон и младшие
анналисты. По-видимому, Дионисий знает и Ливия: он явно полемизирует с ним,
хотя ни разу не называет его по имени. Историческая критика у Дионисия также почти
отсутствует. Он любит проводить некритические сравнения .между римской и
греческой историями. Так, например, он сравнивает патрициев с фессалийской
знатью, консулов — со спартанскими царями и т. п. Часто Дионисий дает неверную
хронологию. Однако некоторые варианты традиции у него лучше, чем у Ливия,
поэтому он служит главным коррективом Ливия. Плутарх
Третьим крупным представителем наличной традиции
является Плутарх, грек из Херонеи, родившийся в середине I в. н. э. Он занимал
видное положение в имперской администрации при Траяне и Адриане и был
чрезвычайно образованным и плодовитым писателем. Для историка особенно важны
его «Параллельные биографии:» — жизнеописания выдающихся греческих и римских
деятелей, соединенные попарно. До нас дошло 50 биографий — 46 парных и 4
отдельных. Для ранней римской истории имеют значение биографии Ромула, Нумы,
Попликолы, Кориолана, Камилла и Пирра. Кое-какие факты можно найти в мелких
работах Плутарха: «Римских вопросах» и др. Плутарх — не столько историк, сколько
философ-моралист. Он сам говорит, что пишет не историю, а биографии, откуда
читатели должны черпать примеры того, чему надо подражать и чего следует
избегать. Поэтому раскрытие истины стоит для Плутарха на втором плане. Отсюда
вытекает его односторонность в подборе фактов, стремление к психологическим
деталям, к анекдоту, к шутке. «Добродетель и порок, — говорит он, — раскрываются не
только в блестящих подвигах: часто незначительный поступок, слово или шутка
лучше обнаруживают характер человека, чем битва, приведшая к десяткам тысяч
трупов» («Александр», вступление). Этим же объясняется некритичность Плутарха. Но так как
он в совершенстве владел исторической литературой, то это дало ему возможность
собрать в своих биографиях множество ценнейших фактов. Нужно только уметь их
отобрать. Большим достоинством Плутарха является то, что он часто указывает
свои источники. Диодор
Таковы три писателя, которые сохранили нам основную
историческую традицию ранних периодов римской истории. Дополнением к ним служит
ряд других литературных источников. Отдельные, иногда очень ценные замечания
можно найти у историка I в. до н. э. грека Диодора Сицилийского. Его
«Историческая библиотека» в сорока книгах является всемирной историей,
охватывающей период с мифических времен до Диодор — компилятор чистой воды, почти дословно
списывающий свои источники. Впрочем, это имеет и свои достоинства, так как
иногда Диодор пользовался хорошими авторами. Так, в основе 11 — 20-й книг,
может быть, лежит хроника Фабия Пиктора. Поэтому труд Диодора важен для критики
младших анналистов, которыми пользовались Ливии и Дионисий. У Диодора мы найдем
ряд ценных замечаний. В частности, большое значение имеют его хронологические
указания. У писателей императорской эпохи (Плиния Старшего,
Тацита, Аппиана, Диона Кассия) мы не найдем много материала по интересующему
нас периоду. Но кое-что интересное есть и у них. Варрон
Больше значения имеют так называемые «антиквары»
позднереспубликанской эпохи. Это — не историки, но собиратели различных
сведений о старине. Самый крупный из них — Марк Теренций Варрон, помпеянец,
перешедший потом на сторону Цезаря (116 — 27 гг. до н. э.). Варрон был
ученым-энциклопедистом, обладавшим огромной трудоспособностью (он написал бо-
лее 70 сочинений). Филолог, историк, поэт, агроном,
математик Варрон старался охватить все сокровища греческой культуры и
переработать их в римском духе. Из его произведений сохранилось очень немного.
Для ранней римской истории имеет значение его исследование «О латинском языке»
в 25 книгах. От него уцелели книги с 5-й по 10-ю, да и то в плохом состоянии. Веррий Флакк
К этой же категории антикваров нужно причислить
вольноотпущенника Веррия Флакка — ученого грамматика и воспитателя внуков
Августа. Возможно, что он принимал участие в составлении консульских и
триумфальных фастов, а также пренестинского календаря. Его большой
энциклопедический словарь «О значении слов», к сожалению, потерян, но частично
сохранилось извлечение из него грамматика II в. н. э. Феста. От извлечения
Феста-дошла только вторая половина (с буквы М), да и то в испорченном
состоянии. Кроме этого, сохранилось скудное сокращение словаря Феста, сделанное
писателем эпохи Карла Великого Павлом Диаконом. Несмотря на жалкий характер
обоих извлечений, они не смогли полностью изуродовать ценнейший материал,
содержавшийся у Веррия Флакка, и историку, занимающемуся ранним Римом, постоянно
приходится к ним, обращаться. История словаря Веррия Флакка типична для
характеристики того печального состояния, в котором находится традиция о
начальных эпохах Рима. Цицерон
Хорошие варианты традиции можно найти у римских
публицистов и знатоков права. К числу первых нужно отнести прежде всего
Цицерона. Марк Туллий Цицерон (106 — 43 гг.), писатель, адвокат и
государственный деятель, не будучи историком, часто касался в своих
многочисленных произведениях вопросов древнейшей римской истории. В этом отношении
особенно важное значение имеет его сочинение «О государстве» в 6 книгах, из
которых почти целиком дошли 1-я и 2-я, а от стальных — несколько крупных
фрагментов. Так как здесь Цицерон пользуется Полибием, то он часто излагает
древнюю, а следовательно, меньше испорченную форму предания. Юристы
Из огромного количества произведений римских юристов
уцелели лишь очень немногие. Да и среди последних вопросы ранней римской
истории затрагиваются редко. В «Дигестах», входящих в знаменитый
законодательный сборник императора Юстиниана (VI в. н. э.) «Свод гражданского
права» («Corpus juris civil is»), находится большой отрывок из «Руководства»
Помпония, юриста II в. н. э. В нем говорится о так называемых «царских
законах», упомянутых нами выше. В четырех книгах «Институций» знаменитого
юриста II в. н. э. Гая содержатся не только ценнейшие данные по римскому праву,
но и ряд важных замечаний по социальной истории Рима. Компиляторы позднеимператорской эпохи
Некоторое значение имеют также компилятивные
произведения писателей позднеимператорской эпохи: «Аттические ночи» Авла Геллия
(II в.), «О римских магистратурах» и «О месяцах» грека Иоанна Лидийца (VI в.),
комментарии Сервия на Вергилия (IV или V в.),
«Сатурналии» Макробия, римского грамматика первой половины V в., тощая
компиляция из Ливия в двух книгах о римских войнах Флора (II в.), «Краткий
очерк римской истории» Евтропия (IV в.) и др. Очень ценные указания о римском календаре находятся в
сочинении «О дне рождения» римского грамматика III в. н. э. Цензорина. Проблема достоверности ранней римской истории
Изложенный выше очерк развития римской историографии и
ее наличного состояния наводит на самые печальные размышления о степени
достоверности ранней римской истории. Действительно, письменность появилась в
Риме, во всяком случае, позднее начала его истории (может быть, в VI в.).
Летопись понтификов возникала не раньше середины V в. Следовательно, до этого
существовала только устная традиция, обладающая, как правило, весьма малой
достоверностью. Галльский погром К этому нужно прибавить несовершенство римского
календаря и летоисчисления. Первоначально год в Риме был десятимесячным, а
месяц — лунным, состоявшим из 28 — 29 дней. Позднее (согласно традиции, при
Нуме Помпилии) ввели двенадцатимесячный год, но месяц по-прежнему оставался
лунным. Перед понтификами стояла сложная задача выравнивания лунного года с
солнечным. Только реформа календаря, произведенная Юлием Цезарем в Сюда присоединялась путаница с эрой. Исчисление годов
вели «от основания Рима». Но когда он был основан? Греческий историк Тимей
из.Тавромения (IV в. до н. э.), по словам Дионисия (I, 74), датировал основание
Рима и Карфагена одним и тем же годом — «за 38 лет до 1-и олимпиады», т. е. Все вышесказанное чрезвычайно затрудняет установление
подлинных фактов ранней римской истории. Традиция дает здесь массу материала,
явно мифического и легендарного. Таков Ромул, сын Марса, основатель Рима и
первый царь, живым взятый на небо. Таков Нума Помпилий, второй царь, создатель
римского культа, супруг нимфы Эгерии. Таковы недостоверные детали так
называемой «реформы Сервия Туллия», например исчисление ценза в ассах и проч.
Миф и легенда тесно переплетаются здесь друг с другом и скрывают возможное ядро
исторической истины. Многое письменная традиция получила в наследство от
бесписьменных эпох народного творчества, многое было придумано позднее. В этих
выдумках большую роль играл принцип так называемой «этиологии» (от греч. слова
aitia — причина). Когда наивное мышление древних пыталось объяснить
возникновение отдельных институтов, обычаев, обрядов и проч., оно прибегало к
выдумке «этиологической саги», в которой создание или возникновение этих
институтов приписывалось определенному (чаще всего выдуманному) лицу или
связывалось с каким-нибудь легендарным событием. Так, например, основание Рима
(Roma) приписывалось его эпониму Ромулу (Romulus); римские свадебные обычаи, в
которых оставались еще некоторые следы «умыкания» невест, породили для своего
объяснения легенду о похищении сабинок и т. д. Одно время в науке сильно
увлекались принципом этиологии. Теперь это увлечение прошло, однако нельзя
отрицать, что в отдельных случаях этиологическое объяснение может дать хорошие
результаты. На искажение исторической истины влияли также риторические
тенденции поздней анналистики, политические причины (например, стремление
возвысить род Юлиев), греческие влияния и т. п. Естественно, что в- исторической науке возникло
скептическое отношение к возможности восстановить события ранней римской
истории. Одним из первых представителей критического отношения к римской традиции
был голландский ученый второй половины XVII в. Яков Перизоний. В XVIII в.
французский ученый Бофор написал книгу с характерным заглавием: «Рассуждение о
недостоверности пяти первых веков римской истории». Основное положение Бофора
сводится к тому, что при ненадежности традиции достоверное изложение частностей
римской истории первых веков республики невозможно. Но историческая мысль на
этом не остановилась. В конце 90-х годов XIX в. итальянский ученый Паис в своей
работе «История Рима» пошел гораздо дальше. По его мнению, достоверная римская
история начинается только с III в. Гиперкритицизм Паиса простирается так
далеко, что он отрицает достоверность «Законов XII таблиц». Однако этот чрезмерный скептицизм оставлен даже Паисом
в его последних работах. Современная наука признает, что внутренняя критика
литературной традиции и, главное, комбинированное использование источников дают
возможность установить если не детали, то общий ход римской истории в
древнейшую эпоху. Теперь наблюдается скорее обратная тенденция: чрезмерное
доверие к традиции. Этим страдают, например, соответствующие главы VII тома
«Кембриджской древней истории» («The Cambridge ancient history»), самой крупной
сводки материала древней истории в буржуазной науке за последнее время. | |
| |
Просмотров: 1664 | |
Всего комментариев: 0 | |