Письменность и каллиграфия появились в Китае задолго до основания Ханьской империи, образовав­шейся в 202 году до н. э. Начиная с этого времени они получают широкое распространение, что обус­лавливалось как политическими, так социальными и техническими причинами. Появление сильной цент­ральной власти привело к необходимости создания единой системы управления, охватывавшей всю тер­риторию империи, что удалось осуществить только благодаря распространению письменности.

Выше мы отметили, что внедрение новой системы во многом зависело от появления группы широко об­разованных чиновников, изучавших древние тексты и посвящавших свой досуг изысканному искусству пись­ма. Именно с ханьским периодом связаны выдающи­еся достижения в китайской литературе, поскольку именно тогда велись поиски новых форм и стилей в прозе и поэзии.

Новые потребности государства обусловили поиск унифицированной системы письменности, которая могла бы стать обязательной для всех провинций. Воз­никшая в Ханьской империи манера иероглифическо­го письма сохранилась с небольшими изменениями вплоть до конца существования империи, то есть до 1911 года. Расширение торговых и культурных контак­тов с народами Индии и Центральной Азии, начавше­еся примерно с 120 года до н. э., привело к появлению в китайских текстах множества заимствованных слов, потребовавших новых знаков, что привело, в свою оче­редь, к внесению значительных дополнений в китай­ский письменный язык.

Не менее важным новшеством, повлиявшим на распространение письменности, стало то обстоятель­ство, что был изобретен способ изготовления деше­вой бумаги. Это позволяло оперативно вести пере­писку, составлять научные трактаты и поэтические тексты. Введение бумаги в широкий обиход способ­ствовало повсеместному распространению письмен­ности.

Пока искусством письма владели немногие из­бранные члены общества, которых можно считать профессионалами, совершенствование его принци­пов не имело решающего значения. Повсеместное распространение письменности быстро привело к рационализации и унификации ее приемов, а иног­да и к ликвидации местных различий и диалектных особенностей.

Китайская система письма основывалась не на использовании ограниченного числа знаков, обозна­чающих звуки речи или части слов, а на огромном количестве иероглифов, каждый из которых обозна­чал предмет или абстрактное понятие. Первоначаль­но иероглифы просто накапливались, но со време­нем они начали упорядочиваться. Поэтому историю китайской иероглифической письменности принято разделять на два периода.

Первый, завершившийся примерно к 1500 году до н. э., характеризуется постепенным увеличением их числа. Необходимость письменного выражения большого количества абстрактных понятий привела к образованию огромного числа новых иероглифов, кроме тех почти 3000 знаков, которые уже использо­вались к 202 году до н. э. В первый китайский сло­варь, представленный трону в 121 году группой пи­сателей и ученых ханьского периода, вошло более 9000 иероглифов. Правда, в повседневной жизни та­кое количество не употреблялось.

Второй процесс был связан с развитием средств, предназначенных для письма, и относился к техниче­ским приспособлениям. В первое тысячелетие суще­ствования письменности китайцы гравировали иеро­глифы на различных твердых поверхностях, сначала на раковинах или на кости, позже на бронзе. Начиная примерно с 300 года до н. э. или, возможно, чуть рань­ше техника письма изменилась. Гравировка уступила место рисованию или начертанию иероглифов на шел­ке или дереве. И наконец пришло время бумаги. Все перемены обуславливались насущной потребностью использования письменности в государстве и развити­ем образования.

Чтобы более детально представить эти процессы, обратимся к доимператорским временам. Первые ки­тайские надписи содержатся на гадательных костях или на раковинах, которые использовали для предска­заний. Прежде чем начать какое-нибудь важное дело, например военную кампанию, постройку дворца или охоту ни диких зверей, правители царства Шан (1500— 1000 годы до н. э.) обычно советовались с невидимы­ми сверхъестественными силами.

Выступавший в качестве посредника жрец готовил кусок раковины черепахи или кость священного жи­вотного, просверливая в нужном месте отверстие. По появлявшимся на нагретых раковинах или костях тре­щинам он делал выводы, будет удачным затеянное ме­роприятие или нет. Затем жрецы записывали вопросы и полученные ими ответы, а иногда добавляли к ним короткое описание произошедшего.

Некоторые из использовавшихся символов оказа­лись пиктограммами, то есть схематичными рисунками предметов, таких, как «солнце», «лошадь», «де­рево». С помощью других отражали идеи или абст­рактные понятия (три горизонтальные прямые линии символизировали число «три»). Если жрецам требо­валось выразить более сложные идеи или обозначить слова из разговорной речи, то приходилось придумы­вать дополнительные значки, которые нельзя было показать с помощью нарисованной картинки или абстрактного символа.

В некоторых случаях они пользовались имевши­мися в языке знаками по принципу омонимии. Так, для обозначения слова «1а1» («приходить») использо­вали символ пшеницы, который также произносит­ся как «лай». Поскольку подобные совпадения были хорошо известны, точный смысл написанного уста­навливали из контекста.

Были и другие приемы, разработанные китайски­ми писцами задолго до наступления ханьского пери­ода. Иногда отдельные иероглифы образовывались путем соединения двух или более пиктограмм, так что их значение было легко определить посредством ассоциативных связей, так что читатель легко улав­ливал смысл. Написанные рядом иероглифы со зна­чением «дерево» обозначали «лес». Сочетание иерог­лифа «дерево» и иероглифа, выражающего «солнце», передавало понятие «восток», то есть ту сторону го­ризонта, откуда поднималось солнце

Сразу же после возникновения письменности (воз­можно, с 1000 года до н. э.), пытаясь добиться более точного выражения смысла, писцы экспериментирова­ли с разными сочетаниями иероглифов, имевшимися в их распоряжении. Так, иероглиф «шэн» (I), обозна­чающий «рождение», использовался и для выражения некоторых связанных с этим значений, например, роды женщины, или родовое имя, или врожденные свойства, — тогда значение слова расширялось.

Чтобы показать, что иероглиф используется в од­ном из дополнительных значений, переписчики рас­полагали рядом с ним второй элемент (рис. 21): «женщина» (IV), «сердце» (V), получившийся новый иероглиф — II и III допускал двойную интерпрета­цию.

В ханьский период применялся и другой способ объединения двух элементов, чтобы образовать новое понятие. В данном случае за основу брали широко известное слово, которое имело несколько омофонов. Его соединяли с другим иероглифом, однозначным для читателя, чтобы он мог отличить такие символы, как VI — «поздно», VII — «вызывать» и VIII — «мо­гила» (в древности произносилось как «маг», сегод­ня как «му»), или XI — «звезда», XII — «обезьяна», XIII — «пробуждаться после пьянки» (в древности «сень», теперь — «сянь»). В данных иероглифах IX — «сила», X — «земля», XIV — «собака» и XV — «вин­ный сосуд».

Большинство иероглифов возникли задолго до уч­реждения Ханьской империи, но продолжают ис­пользоваться и в наши дни. Несмотря на изменения в способе письма, широком использовании бумаги, их начертания сохранились практически без изме­нений.

Традиционно необычайно сложные стили исполь­зовали для надписей, которые делались на священ­ных бронзовых сосудах в доимператорский период (то есть примерно с 1500-го по 250 год до н. э.). Данные предметы имели не только материальную или культовую ценность, но становились и отлич­ным способом самовыражения первых китайских ху­дожников. Сосуды, украшенные затейливыми орна­ментами, требовали большего искусства в нанесении надписей, чем культовые предметы.

Начиная примерно с 1000 года до н. э. и в позже продолжалось совершенствование форм иероглифов. Однако процесс образования больших политических объединений, увенчавшийся учреждением империи в 221 году до н. э., неизбежно вел к упрощению и уни­фикации всех сфер общественной жизни. В резуль­тате система письма ханьских чиновников и ученых стала нормой, которая используется и сегодня.

Выше говорилось, что большинство ранних над­писей было выгравировано на кости или на ракови­нах, лишь изредка жрецы рисовали знаки с помо­щью кисти. Примерно с 300 года до н. э. именно она становится основным инструментом для письма, и только совсем недавно ее сменили перьевая или шариковая ручка.

Кисть использовалась для нанесения надписей на бумагу, шелк или дерево. Поскольку оба материала плохо сохраняются, до наших дней дошло всего не­сколько образцов подобных текстов. Недавно в Цен­тральном Китае удалось обнаружить единственный пространный отрывок, написанный на шелке и от­носящийся к доимператорскому периоду. Как содер­жание, так и изображения носят мистическое содер­жание, о жизни образованных членов китайского общества в них не рассказывается.

Но все-таки нам кое-что известно об использова­нии кисти и шелковых свитков во времена Ханьской империи. В те дни искусством письма по-преж­нему владела ограниченная, весьма небольшая часть населения, шелк оставался дорогим и высоко цени­мым предметом. Тексты, написанные на шелке, от­носились к самым ценным вещам и предназнача­лись для использования только внутри дворца. Для удобства пользования свитки сворачивали особым образом и закрепляли завязками, чтобы их мог раз­вязать император, не прибегая к посторонней помо­щи (рис. 22).

На шелке записывали литературные тексты, а так­же рисовали карты или чертили диаграммы, составляв­шие соответствующие разделы в административных отчетах. Иногда на шелке писали книги по астрологии, гаданию, делали медицинские записи.

Для ведения повседневной документации, напри­мер копирования правительственных распоряжений, перечней содержимого амбаров, писцы использова­ли только деревянные дощечки, как самый дешевый и доступный материал. Дерево было буквально под рукой и в достаточном количестве. По сравнению с нежным, тонким шелком свитков, использовавшим­ся при дворе, подобные документы были достаточно громоздкими. Однако у дерева были другой недостаток: оно легко повреждалось во вре­мя перевозки. Но с другой стороны, дерево сохранялось в течение неко­торого времени, не подвергаясь раз­рушению.

ЧАСТЬ 2